Тебе будет страшно

Саша выпустила руку Анны, перекрестилась и замешкалась. Заходить не хотелось. Там, должно быть, пахло, как дома; а думать о доме было крайне неприятно. Несмотря на нежелание няни, обе посетительницы зашли внутрь, и девочка уверенным шагом направилась к алтарю, открыла створки и скрылась внутри. В помещении был тусклый свет, и, к счастью, никакого запаха ладана, только горелых спичек. Посетителей почти не было, лишь одна женщина в коленопреклонённой позе перед иконой, образ которой было трудно разобрать. Неподалёку от алтаря стоял батюшка. Лица его не было видно, но по спине явственно читался почтенный возраст. Саша машинально опустилась на стул и просидела на нём, как прикованная, пока не появилось непреодолимое желание сбежать. Тогда Анна вышла из алтаря и позвала её с собой на выход.

Саша не могла сказать, сколько времени прошло, может минут пять, а может, и все сорок. Когда они снова оказались на свежем воздухе, солнце уже неуклонно пряталось за горизонт, превращая небо в багряно-серое месиво. Закат был столь прекрасным, сколь и зловещим. Он манил и отталкивал, как каждая частичка этого огромного пазла в отдалении от цивилизации. На душе висело тягостное чувство, и Саша была выжата как лимон. Она не спала больше суток, влила в себя полтора литра кофе, и уже плохо соображала явь это или сон.

Сон… Саша вежливо отказалась от ужина и поднялась в свою комнату. Дорога от церкви до дома прошла спокойно, и воспоминания о ней были словно в тумане. Анна шла во главе колонны и радостно бормотала какие-то скороговорки. Саша плелась в хвосте и мечтала лишь о том, чтобы поскорее лечь и отключиться ото всех странных событий сегодняшнего слишком долгого и изматывающего дня.

— Уходи оттуда! — закричала мама.

Саша хотела что-то ответить, но у неё были только глаза и уши.

— Уходи!

— Нет, она останется!!! — завизжала Анна, и её рыжие волосы вспыхнули яростным огнём. Он поглотил её перекошенное злостью лицо, и оно покрылось волдырями, а затем почернело, как головешка.

Саша проснулась. Открыв глаза, она так и не поняла, разомкнуты её веки или нет — тьма была густой и непроглядной.

«В самой тьме нет ничего страшного».

«Пока она спит».

По телу пробежал холодок. Детские страхи вернулись, и Саша с дрожью в руках натянула на себя одеяло. Было тихо. Совсем не так, как городской ночью. Ни тебе стука колёс одинокого поезда, теряющегося среди дневного гвалта и отчётливо слышного, когда всё затихает. Ни отзвуков жизнедеятельности неспящих соседей, вздумавших посмотреть телевизор или справить нужду. Ни с трудом различимого фона электронных приборов, сливающегося в паутину чуть слышного гула. Ни пресловутых «катающихся шаров», породивших много ненависти к ни в чём неповинным соседям сверху. Ни даже пения птиц из ближайшего парка. Ничего.

Полная тишина.

Темно и тихо.

Абсолютное отсутствие звука и света.

Саша поёжилась. Жуткий сон прорывался сквозь толщу сознания, чьи попытки расставить всё по полочкам терпели сокрушительное фиаско. Сон казался реальным. Он не терял своей яркости, несмотря на пробуждение. В памяти всё ещё плясали увиденные образы, чёткие и пугающие до одури. Голоса врывались в мысли, разбавляя монотонное беззвучие тишины.

— Господи, помоги мне, — пропищала Саша и зажмурилась.

Мама с самого детства учила её молиться, она говорила, это помогает. Помогает в любой ситуации, будь то счастье или горе. «От молитвы радости становится больше, а боль утихает».

Но Саша не верила. Бог не подарил ей щеночка на пять лет и не спас тётю Зою от жуткой смерти под колёсами «Запорика» какого-то забулдыги.

Но сейчас она готова была делать всё, что угодно, лишь бы выцепить крохотную толику надежды на то, что жуткое видение исчезнет, и что кромешная тьма действительно не таит в себе никакой опасности.

Саша бормотала заученные с детства слова. Они, как вызубренное в школе стихотворение, отскакивали от стучащих зубов и отвлекали мысли от ужасающих терзаний. Но страх никуда не делся.

Саша молилась о его уходе тому, в кого давно не верила и всё больше разуверивалась с каждым словом. Чувства одиночества и обиды разрастались, перекрывая страх, и образ матери снова возник перед глазами. Её губы шевелились, беззвучно произнося уже слышанное «уходи», и Саша твёрдо решила, что на утро покинет это жуткое место.

— Александра, вставайте.

Яркий свет брызнул сквозь веки, ворвавшись во тьму сна без картинок. Саша открыла глаза и, щурясь, посмотрела на дверь. В проёме стояла Елизавета Романовна и настойчиво выжидала, когда соня соизволит подняться.

— Доброе утро, — пробормотала Саша и присела на край кровати.

Домоправительница молча удалилась.

Ночные кошмары теперь были просто глупыми снами, растворившимися с наступлением нового дня. Они сбежали, испугавшись яркого света, и больше не имели былой власти.