Тебе назло

— Да? А ты бы на её месте, что делала? Пока тебя не было, Генка весь ей принадлежал, и вроде бы так и надо. Он жениться на ней хотел, Вась!

— Не хотел, — возмутилась я. — Не хотел, это он мне назло!

— Да какая разница? Назло или нет. Свете он об этом явно не сообщил.

Я руки на груди сложила и насупилась.

— Я бы на её месте уволилась.

— Ну, ты не на её месте. Слава Богу.

С этим было трудно спорить.

— Вась, ты уверена в том, что делаешь?

Я на мачеху посмотрела.

— Да.

Ника едва заметно усмехнулась.

— Тогда расскажи мне. Что это у тебя за любовь с восемнадцати лет?

Я посмотрела на дверь кабинета.

— Не думаю, что сейчас подходящий момент.

Ника только отмахнулась.

— Брось. Им точно не до нас.

— Но ты же догадывалась. Сама говорила.

— Ну, догадываться — это одно. Я, конечно, видела, что ты к нему неровно дышишь, а вот Завьялов, оказывается, великий актёришка. Я ему это ещё припомню.

— Да, припомни. И спугни.

Ника рассмеялась.

— Что уж он, пугливый такой?

— Ник, я тебя прошу.

Не знаю, что происходило за закрытой дверью кабинета, но сорок минут оттуда никто не показывался. Я вся извелась, и с каждой минутой желание наорать на двух этих упрямых болванов только росло. А ещё я боялась, тряслась и нервничала. Даже во рту пересохло, и я залпом выпила стакан воды. Потом решительно направилась к папкиному кабинету и без стука открыла дверь, застыла, глядя на занимательную картину. Двое мужчин, которые по моим представлениям сейчас должны спорить и ругаться, спокойно пили коньяк и молчали. Честное слово, молчали. Генка сидел в кресле с высокой спинкой, в расслабленной позе, и смотрел в рюмку с янтарной жидкостью, а вот папка на него смотрел, и тоже молчал. Всё это напоминало какой-то ритуал, даже страшно немного. Совершенно не понимаю, чего они ждут и что друг в друге высматривают.

Я руку в бок упёрла, стараясь казаться уверенной в себе, хотя совсем этого не чувствовала.

— Что происходит?

Папка глаза на меня поднял.

— Тебя не звали.

Я нос вверх задрала.

— Папа.

— Вась, тебе же сказали. — Это уже Генка. Голову повернул, глянул на меня выразительно, а я только рот открыла, не зная, как реагировать. А потом с грохотом захлопнула дверь, вложив в это действие всё, что я об этих двоих думаю.

— Что это было вообще? — накинулась я на Завьялова, когда он спустя полчаса появился у себя в комнате. От него разило коньяком, но взгляд ясный и лишь слегка обеспокоенный. Он на кровать рядом со мной сел, и локтями в колени упёрся.

— Ничего, поговорили.

— Правда? Очень интересно. И что он тебе сказал?

— Не думаю, что тебе нужно это слышать.

Я на Генку смотрела, ждала какого-то продолжения, но он замолчал. Я даже по плечу его стукнула, не сдержалась.

— Короче, у нас с тобой букетно-конфетный период, — сказал, наконец, Завьялов.

Я отчего-то насторожилась.

— Да?

— Да.

Я погладила его по плечу, по которому недавно стукнула.

— И что это значит?

— Это значит, котёнок, что если он застанет тебя в моей комнате, на моей постели, то мне уже не понадобятся женщины. Но он, правда, выразился по-другому, мне показалось, что очень доходчиво.

Не знаю, мне, наверное, нужно было радоваться, некоторое подобие отцовского благословения мы всё-таки получили, но какая-то заноза в сердце осталась. Снова придётся прятаться и скрываться. Такое чувство, что это никогда не кончится.

Но я всё же к Генке ближе придвинулась и обняла его, положив голову ему на плечо.

— Он успокоится, — неуверенно проговорила я.

— Ага. Я в это верю, — усмехнулся Завьялов.

— Гена. — Я потянулась к нему и поцеловала в уголок губ. Заметила, что он посматривает на меня искоса. — Если задуматься, то всё идёт, как нужно. У нас почти год, чтобы всех убедить в серьёзности наших отношений.

— Год, Вась.

Я улыбнулась.

— А тебе приспичило, что ли?

Он вдруг в охапку меня сгрёб, и мне, наконец, полегчало. Рассмеялась и Генку в ответ поцеловала. Он меня на постель повалил, а когда спустя минуту отстранился, посмотрел весело.

— Мне приспичило.

13