Тебе желаю счастья

Стас молча опускается передо мной на колени. Его грудь часто вздымается и опадает, взгляд полубезумный, шальной скользит по лицу, задерживаясь на губах и четко отслеживая движение языка, брови кажутся нахмуренными, отчего в голове мерзко начинают копошиться мысли о том, что я все же сделала что-то не то.

Может, надо было позволить ему вытащить член, а не упоенно сжимать губами и торопливо сглатывать?

Может, это для него чересчур порочно, грязно, развратно, неприемлемо?

Фу?

И теперь он больше никогда не поцелует рот, в который кончал? И хотя брезгливости или отвращения в глазах Калинина распознать не получается, все равно становится стыдно и страшно. Прямо чувствую, как в моей голове зарождаются новые комплексы, а от них отпочковываются мадагаскарские жирные тараканы.

У Стаса никогда не было орального секса. Он сам сказал. А что если теперь, он не знает, как признаться в том, что ему не понравилось, гадко, мерзко и противно? Хотя, это же не логично, вроде как, он же тоже самое делал со мной…

Уверена, надумала бы еще и не такого бреда, если бы Калинин не пресек на корню бурлящие в мяслях глупости. Он медленно поднял ладонь к моему лицу и также неторопливо провел большим пальцем по влажному подбородку, растирая к самым щекам густые, вязкие капли, вырвавшиеся в самом начале его оргазма, втирая их в меня, клеймя, пропитывая личным запахом и давая почувствовать, как липнет кожа к коже. А затем этой же рукой обхватил меня за шею и поцеловал так глубоко и страстно, что выдуманные неопытной головушкой, наполненной разжиженными похотью в кашу мозгами, сомнения развеялись, словно их никогда и не было.

Бред это!

Теперь же, я точно уверилась, — у нас все отлично, так, как надо. Потому что у Стаса тоже нет предрассудков, нет предубеждений и ограничений. А от его бормотания в мои губы нежных «фантастическая», «сумасшедшая», «охрененная» и «моя», я и вовсе потеряла всякий стыд, прижимаясь всем существом к его горячему телу и чувствуя, как собственные волосы щекочут голую спину.

— Женюсь на тебе, — выдохнул Стас, отрываясь от поцелуя, на что я лишь звонко рассмеялась.

— Если бы я знала, что неприступного Станислава Игоревича Калинина так легко покорить одним неопытным минетом, заявилась бы к тебе сразу после выпускного.

— Я серьезно. Замуж за меня пойдешь?

— Конечно. Сейчас борща только наварю и сразу туда. Ты давай, вставай и в магазин дуй. Пока дойдешь, я тебе список продуктов по смс кину. Привыкай к суровому семейному быту.

— Смотри, ты пообещала.

— Да будет тебе борщ, не ворчи. Давай шевелись, холодно.

Сплетенные в объятиях тела наши в состоянии безмятежности и покоя стремительно остывали, сквозняк кусал за пятки, ребра, плечи, а кожа покрывалась мурашками уже не от возбуждения, а от переохлаждения. Калинин дотянулся до дивана, которым мы так и не воспользовались, стянул со спинки вязаный плед и укутал им мое тельце.

Так намного лучше.

Не ползать же сейчас по полу, выковыривая труселя из свернувшихся в трубочку колготок. Вокруг нас творился настоящий хаос, вызывающий во мне неподдельный восторг. Сапоги, платье, лифчик, джинсы Стаса, его белье — все в радиусе двух метров контрастными пятнами расстелено по светлому ковру, напоминая одну из лирических абстракций Хелен Франкенталер. (Хелен Франкентайлер — американская художница-абстракционистка — прим. автора).

Вот это страсть!

Усадив меня на диван, Стас бодрым тушканчиком скакал вокруг, собираясь в путь-дорогу к ближайшему супермаркету, и демонстративно щеголял передо мной голым телом.

Красивый. Мощный.

Мой.

Эйфория затопила мозг эндорфинами. Я глупо и счастливо улыбаюсь, пока строчу в смс список продуктов, пока собираю шмотки, пока принимаю горячий душ.

Мы вместе готовим, вместе ужинаем, вместе моем посуду. Время течет размеренно, никуда нас не торопит, будто даже притормаживает и дает возможность насладиться обществом друг друга, спокойной беседой, ласковыми прикосновениями, короткими и долгими поцелуями. Разговоры льются рекой. Стас охотно делится событиями своей жизни, а я шокировано качаю головой.

Калинин уничтожил «ОКТА-Лаб». Собственноручно. После того, как выяснилось, что Кукушкина изменяла ему с Тарасовым и устраивала козни фирме, чтобы поближе подобраться к семейным капиталам, а Орлов все знал и молчал, покрывая любовников, дружбе пришел конец. Совместному делу, которое и так было на грани банкротства, тоже. Программное обеспечение, разработанное Стасом, в свое время было им запатентовано и все авторские права принадлежали только ему, что дало некоторые преимущества при ликвидации ОКТА. Бывшим друзьям по большому счету делить пришлось одни долги. Фирма перестала существовать, и каждый из троицы пошел своей дорогой.