Тебя никто не найдет

– Подобно тому, как ты-знаешь-о-ком-я кадрил девушек в баре отеля, чтобы получить шведские документы, – бог его знает, для чего они были ему нужны, – так и международная преступность, особенно та, чьи корни уходят в Россию, начала скупать недвижимость в Норрланде несколько лет тому назад, а мы ведь знаем, где находятся дешевые дома.

– И никто туда не въезжает.

– Ты слышала о криминальных авторитетах в Эзе?

– До сегодняшнего дня – ни разу, – ответила Эйра, это было в тех материалах, которые лежали сейчас у нее на столе.

Анья Ларионова подчеркнула, что она далеко не эксперт по части русской мафии, «за исключением моего глубоко личного опыта, ха-ха!», но тем не менее предприняла кое-какие изыскания, и одно название привело ее к другим.

От «Хай Вудз Холдинг» она добралась до Санкт-Петербурга и человека, который ранее был судим за крупные мошенничества с финансовыми пирамидами. Кроме дома в Оффе он владел компанией на Сейшелах. В Сети есть сайт, где «Хай Вудз Холдинг» акцентирует внимание на том, что благодаря им предприятия могут избежать уплаты налогов. Вы можете с максимально доступной степенью конфиденциальности оказать материальную поддержку людям без возможности отследить отправителя.

– Весь смысл именно в том, чтобы было непонятно, чем они занимаются, – сказала Анья и описала, как «Хай Вудз Холдинг» создал видимость компании, чтобы укрывать деньги, которые затем шли дальше. На снимке был изображен мужчина, позировавший возле спортивной машины перед казино в Монако. Некоторые из замешанных в этом деле лиц имели дома на французской Ривьере, отсюда и коммуна Эз, что находится между Ниццей и Каннами.

– Отмывание денег, другими словами.

Эйра подумала о выкрашенной в синюю краску кухонной скамье, кружевных занавесках, широких половицах из норрландской сосны, которая медленно росла сотню, а, может, даже и больше лет.

– А пока они обстряпывают свои грязные делишки, дом ветшает и может совсем обрушиться.

Когда Эйра вошла в комнату, Черстин Шьёдин стояла на стуле и тянулась к висевшей на стене картине. На полу вокруг валялись разбросанные книги.

– Что ты делаешь, мама?! – Эйра ухватила Черстин за руки и попыталась спустить ее со стула. Она подумала о сломанной шейке бедра, о том, как быстро можно оказаться в лежачем положении, прикованным к больничной койке.

– Как хорошо, что ты пришла, – пропыхтела Черстин и, ухватившись за картину, дернула ее с такой силой, что сорвала крюк, на которой та висела. – Эта вещь не моя. Ей здесь не место.

– Но, мама, она же все эти годы висела у нас в гостиной! Я думала, она тебе нравится.

– Она никогда мне не нравилась. Она принадлежит ему, вот пусть он ее и забирает.

Наконец Черстин спустилась на пол, крепко сжимая в руках гравюру, ту самую, на которой была изображена река и флотилия из бревен.

– Может, спустишься вниз, попьем кофе? – Эйра достала пирожные «Принцесса», которые она купила в «Виллисе». – Если хочешь повесить на ее место другую картину, я тебе помогу. Сейчас я не успеваю, но мы можем как-нибудь в другой день заехать вместе домой и забрать ту, которая тебе больше нравится.

Черстин перевернула картину.

– Вот, видишь, о чем я толкую? Здесь стоит его имя, так что не вздумай говорить, будто я ошибаюсь.

«Вейне Шьёдин» значилось на обратной стороне картины, где красовалась приклеенная бумажка с напечатанными на ней буквами. Отец любил клеить такие вот бумажки на все, что только можно: на книги, контейнеры для продуктов, даже на голенища сапог. В тех краях, откуда он был родом, понятие собственности считалось весьма условным и верить, что ты имеешь на что-то право, было ошибкой, что он и пытался вдолбить в головы своим детям, когда те удивлялись, что кто-то может позариться на его старые вещи.

– Папа умер, ты же знаешь. Уже больше десяти лет прошло, как его не стало. Не думаю, что ему есть дело до этой картины.

– Тогда пусть ее заберет она, – не желала сдаваться Черстин. – Это же она все унаследовала. Отняла у нас все, и мы остались ни с чем.

– Забудь, мама. Это уже не важно.

«Забыть» – последнее, о чем ей стоило бы говорить матери. Совсем скоро все и без того забудется: воспоминания, настоящее – все пропадет, исчезнет. И все же, с тех пор как Черстин переехала в приют для престарелых, казалось, ее сознание пребывает в чуть более ясном состоянии. Ей уже не требовалось прикладывать столько усилий, чтобы следить за порядком, блуждать по большому дому, забывая, куда она шла. Ее мир сжался до размеров одной комнаты и общей столовой.

– И, кстати, эти книги тоже не мои, так что можешь их забрать, когда будешь уходить.

Эйра принялась подбирать с пола разбросанные томики – красивые издания, классики вроде Вильгельма Муберга и детективы Шеваля и Валё. Даже не заглядывая внутрь, она знала, что там тоже везде есть бумажки с именем.