Тебя все ждут

– Не говори вздору. Ты в заблуждении, Алексей. Память графа Кирилла тут ни при чём. Да, ты поступишь умнее, если откажешься. Отказавшись, ты, по крайней мере, не сядешь в яму. Однако и в этом случае все вы пойдёте по миру. Дом отнимут в казну. Вообрази твою матушку и сестру – в унизительной бедности, на наёмных квартирах…

После моего выпада про священную память Целмс сделал вираж – и всё-таки вышел на текст своего монолога. В сценарии после слов про квартиры шла моя реплика: «Что же нам делать? Нет выхода?»

Но я молчал и смотрел не на князя, а на портрет в медальоне.

– «Что же нам делать?» – подсказал в ухо кондуктор.

Сев за папенькин стол, Пауль Максович совершил двойную ошибку. Заняв любую другую позицию, он держал бы всю комнату под контролем: мог бы, например, взять меня за руку; снисходительно потрепать по плечу; подойти; отойти; оглянуться на стол старого графа, и получилось бы, что тень отца как бы нас осеняет, благословляет… Взамен этого вышло, что князь без спроса занял место умершего – и, кроме того, потерял свободу манёвра. Чтобы переместиться в пространстве, ему нужно было сначала выбраться из-за стола. А у меня был оперативный простор.

– «Что нам делать?» – повторил кондуктор уже с тревогой. – Вы меня слышите, Алексей?

И тут я поступил со своим бывшим мастером курса так же, как Костя Красовский во время премьеры – со мной: вж-жик! – и развернул своё кресло на сто восемьдесят градусов! Недаром тренировался. Стало страшно и весело: я повернулся к великому Целмсу спиной! Ну а что ты мне сделаешь? – подумал я. В театр свой меня не взял? Полкурса взял, меня нет. Теперь не возьмёшь и подавно. Так хотя бы запомнишь.

– «Что же нам делать?!» – крикнул кондуктор в отчаянии.

– Ты спросишь, что делать? – Целмс произнёс мою реплику вместо меня. В его голосе было большое недоумение: как этот щенок посмел меня перекрыть? Что вообще происходит? – Куда ни кинь, везде клин. Но знай, что я всех вас люблю и чту память покойного отца вашего. В память нашего с ним товарищества – я всё возьму на себя. Я заплачу долги графа Кирилла, куплю дом и все ваши имения. Вы останетесь здесь. Будете жить точно так же, как и всегда.

– «Не знаю, как и благодарить…» – начал было кондуктор.

– Стало быть, всё будет принадлежать вам? – сказал я, не поворачиваясь. Я чувствовал, что не просто сижу к Целмсу спиной: между нами высокая спинка моего кресла. То есть ему ещё и приходится приноравливаться, с какой стороны заглянуть. – Всё станет вашим? И дом, и всё прочее?

– Разумеется, ежели я куплю всё имение…

– «Не знаю, как и благодарить!» – воскликнул кондуктор.

И второй, женский голос, Алка:

– Лёшик, у тебя ухо работает? – И в сторону, кому-то: – У него не работает ухо.

– Мы будем жить здесь… из милости? – я постарался выговорить понасмешливей и в то же время погорше (погорче? горчее?)

– Оставь эти… Оставь эту свою… фанаберию, Алексей!

Нашёл слово. Мгновенно отреагировал. Вот теперь он не с тенью играет, теперь он играет со мной. Ух, силён! Как тот Тигр в стальной маске. Каждая реплика – как удар алебардой, наотмашь:

– Тебе твоя фанаберия дорога – а о семье ты подумать не хочешь? Ты не один, милый мой, у тебя мать и сестра.

– Сёстры, – поправил я.

– Нет, сестра, одна сестра! Я не за тем пришёл, чтобы пикироваться с тобой, а за тем, чтобы поговорить о твоих же, о ваших же интересах. О будущности, которая ожидает твою семью и тебя. Которую ты обеспечить не сможешь – а я смогу!..

Ишь, напролом пошёл. Молотит меня справа, слева, чешет текст, не даёт рта раскрыть…

– Но ты должен понять и домашним своим объяснить: кое-что переменится. Первое: я не даю благословения на помолвку князя Мишеля с твоей сестрой. И ты, как старший в доме, должен это своей сестре объяснить. Помолвка – раз! – Он поднялся из-за стола, я почти услышал, как загремели тяжёлые, давным-давно не надёванные доспехи. – Между князем Мишелем и Ольгой Кирилловной – никаких отношений. Второе: ты никогда ни слова не говоришь об этой нашей беседе. Третье… Третье! – Повысил голос, не давая себя перебить. – Третье: я слышал о некоей тёмной девице, которую ты за каким-то чёртом взял в дом. Это уж никуда не годится. Якобы она имеет какое-то отношение к графу Кириллу. Вздор, я уверен, что вздор! Ты компрометируешь и свою семью, и всех близких. Меня компрометируешь, в конце концов! Я беру вас на своё полное попечение – а ты должен так сделать, чтоб духу этой девицы здесь не было!..

Я молчал. Думаю, он решил, что я повержен, раздавлен. Сказал снисходительно:

– Ты уже сам понимаешь. Ну, мой милый, скажи же мне: «да», и мы заколем пр’аздничного тельца. Помни: я всё это тебе как отец говор’ю, др’угой отец!

Красиво закольцевал. Поставил жирную точку.

Мастер…

Я не обернулся, не пошевелился. Сидел молча, к Целмсу спиной, смотрел перед собой в одну точку – надеюсь, что в камеру.

Тигрис выбил у главного героя меч, вторым ударом сшиб с ног, наступил тяжеленной ножищей на грудь и размахнулся, чтобы добить окончательно…