– Я… – выдыхаю, потому что мысли в голове смешались, а слова не выстраиваются в ряд. – Я не знаю, что сказать, кроме «прости», – всё же выдаю я. – Оно ничего не изменит, но я, правда, не знаю. Мне нет оправдания, я просто идиот, который поверил фальшивым бумажкам. Он принёс мне целую папку с доказательствами, а я был слаб, бесконечные операции… Знал, что ты беременна, выяснил поздно… Та фотография, где ты с большим животом, она до сих пор у меня. Ношу её с собой, сам не знаю почему, ведь я ненавидел тебя. Комнату, которую я подготовил для вас, разгромил в тот же вечер. Не оставил ничего, только осколки несостоявшейся новой жизни, – слова, что не находились, теперь потоком льются истерическим голосом.
Зарывшись пальцами в волосы, я тяну со всей силы, желая вырвать их. Наказать себя за тупость и слепоту, но тихий всхлип отвлекает, и я смотрю на Анну. Она трясётся пуще прежнего и испуганно озирается по сторонам, словно что-то потеряла.
– Анна? – внимательно наблюдаю за её метаниями.
– К… К-капли, – клацая зубами, говорит она, продолжая как сумасшедшая судорожно мотать головой.
– Что? Какие капли? – прищуриваюсь я и подползаю ближе к ней.
– С-сумка, – зуб на зуб не попадает, и она начинает меня пугать. – В сумке, – задыхаясь, бормочет.
Не знаю, что за таблетки, но испугавшись не на шутку, я встаю на ноги и нахожу несчастную сумку. Бросаю взгляд на Анну, боясь, что она снова отрубится, и, понимая, что её потряхивает ещё сильнее, открываю сам сумку и ищу какие-то таблетки. У самого руки трясутся как у алкоголика, и, перебирая кучу дерьма в треклятой сумке, я нахожу стеклянный пузырёк. Торопясь отдать стекляшку Анне, несусь к ней, но чертов пузырь выскальзывает из вспотевших рук, падает и разбивается на осколки, оставляя на полу только пятно.
Анна судорожно всхлипывает и, округлив глаза, кладёт руку на грудь и пытается вдохнуть, но судя по краснеющему лицу, у неё не получается. Подбегаю к ней, хватаю на руки, подняв с пола, и несусь на выход.
– Дыши, – прошу я, пока бегу вниз. – Дыши, пожалуйста, – повторяю непрерывно.
Дойдя до машины, усаживаю её на заднее сиденье, закрываю дверь и, сам устроившись на водительское место, даю по газам к ближайшей больнице.
Минуты ожидания тянутся как часы, и, наматывая круги по коридору больницы, я задыхаюсь от страха. Первый раз в жизни мне так страшно. Даже когда пулю получил, я не боялся так, как боюсь сейчас за эту женщину.
Говорят, что понимаешь, как сильно ценил человека, когда потеряешь его. И вот сейчас, в этот момент, я понимаю, насколько она для меня важна. Спрятанные в глубине больного сердца чувства, словно бомба замедленного действия, взорвались, наполняя каждую клетку жаром. Всегда знал, что люблю её. Знал, но трусливо отрицал, заменяя это чувство ненавистью к ней.
Поначалу было ясно – я и любовь несовместимые вещи. Как так, Филипп Горюнов, и пасть так низко, любовь ведь для придурков. А я верил в шлюх, бухло и наркоту. Хорошие девочки не для него, а она была хорошей, правильной девочкой. Из тех, кто тратят время на книги, учёбу, и которые верят в сказки про принцев на белых конях.
Было во мне что-то хорошее, раз я решил не трогать её, а просто наблюдать со стороны, как она носится с подносом по залу ресторана. Именно поэтому я и был там постоянным клиентом. Ублюдок-мажор, который заботится о благополучие девушки и не хочет портить её своим мерзким характером. Кому скажешь – засмеют.
Но тот идиотский спор… Я больше испугался, что она достанется кому-то из двух дебилов, что назывались моими друзьями. Лучше я сам. Но нет, я ни хрена не лучше, я такой же конченый, как и они. Отверг её ради неё же, и что из этого вышло?! Полня хрень!
– Вы Белозёрову привели? – раздаётся мужской голос надо мной, и я вскакиваю на ноги.
– Я! Что с ней? – уперев руки в бока, я смотрю на мужчину средних лет.
– Паническая атака, – отвечает он, и я прищуриваюсь непонимающе. – Пациентка пережила сильный стресс накануне? – спрашивает он.
– Да, – неуверенно отвечаю.
Не потому, что не считаю произошедшее стрессом, а потому, что думал на что угодно, но не на паническую атаку.
– Пациенты с психическими расстройствами склоны к приступам, и, судя по истории болезни Белозёровой, успокоительные она временно не принимает. Точнее, не должна, но по анализу крови мы выяснили, что в последнее время она злоупотребляет. Почему вы не следите за своей?.. – врач замолчал, поняв, что понятие не имеет, кем я являюсь Анне.
– Что значит, с психическими отклонениями? – проигнорировав его вопросы, я задаю свой. Самый волнующий.
– Анна Белозёрова стоит на учёте с ПТСР – посттравматическое стрессовое расстройство, – объясняет он, чем вгоняет меня в ещё большее замешательстве.
– На учёте? – переспрашиваю я.
– Да, пять лет назад она лечилась в приватной клинике… Вы кем ей приходитесь вообще? – с подозрением прищуривается врач.
– Мы… работаем вместе, – отвечаю я и задумываюсь.
Отец упоминал какую-то Ксению и клинику… Что, мать твою, творится?!
– А родственники у пациентки есть? – спрашивает мужчина и сверяется с бумагами в руке.