Течение неба : Христианство как опасное путешествие навсегда

О вере мы и поговорим подробнее. Вот апостольское определение того, что такое вера — Послание ап. Павла к Евреям, гл. и, ст. 1 (церковнославянский язык этого стиха слишком сложен, а на русский я лучше переведу сам с греческого оригинала, так как никакого русского перевода Библии, принятого Церковью, все равно не существует): «Вера же — это реальность того, на что надеются, вещей указание невидимых». Итак, вера — это реальность того, на что надеются, и «указание» (в смысле «показывание») невидимого. Так как предмет надежды христиан невидим, то речь идет об одном и том же — о том, что вера «показывает», потому что она сама является этой реальностью.

Вот мы и увидели различие между христианским пониманием веры и тем, чем его обыкновенно подменяют: для христиан вера — это не психологическое явление, а реальность, к которой можно быть причастным в той или иной степени.

3.2. Христианство как идеология

Идеология — это вовсе не плохо, когда на своем месте. Просто «свое место» у идеологии довольно скромное. Спастись на идеологии, во всяком случае, нельзя.

Вера — это, конечно же, не идеология. Идеология ей мешает или помогает — смотря что за идеология.

Когда мы сознательно принимаем какие-нибудь истины веры, то они от этого, увы, еще не становятся истинами нашей собственной жизни, — и тогда это пока что всего лишь идеология. Примеры см. в прежних беседах, где я рассуждал об обожении. Если кто поверил, что я делал это по причине полноты собственного обожения, то спешу его разубедить. Я делал это по причине веры — но воспринятой пока лишь на уровне идеологии.

Когда догматические истины, то есть истины веры, воспринимаются на уровне идеологии — это не только не плохо, но даже необходимо; просто этого недостаточно. Догматы выражаются не в обыкновенных умственных конструкциях (наподобие тех, что служат для выражения светских идеологий), но в таких конструкциях, которые причастны божественной реальности, как иконы, — то есть реально. Потому даже «идеологическое» (ставлю кавычки, чтобы подчеркнуть отличие от идеологии светской) восприятие догматов будет все-таки верой. Но различие между этой верой и той верой, с которой мы достигаем спасения, — точно такое же, как между комнатой с иконами святых и Царствием Небесным.

Впрочем, слишком подробно разъяснять, что «идеологической» веры для спасения не хватит — значит ломиться в открытую дверь. Никто ведь не спорит. Лучше вернемся к началу этой беседы и спросим: а почему «идеологической» веры нам недостаточно? Ведь в ней есть и причастность божественной реальности, и наша свободная воля. В чем же дело?

Дело в том, что именно нашей свободной воли в любой «идеологии» маловато. Она есть, но на слишком поверхностном уровне. Не на том уровне, на котором наша воля управляет нашей жизнью. «Ибо я не что хочу, то и делаю, а что ненавижу, то и творю», — и это говорит апостол Павел (Послание к Римлянам 7,15). Мы можем хотеть, чтобы нашей жизнью управляло наше — действительно, предположим, имеющееся у нас, — стремление к Богу, но куда больше и куда чаще наша жизнь управляется совершенно иными нашими же стремлениями.

Бог может быть для нас «интереснее» всего. Но вокруг так много всего родного и близкого, что, может быть, нам менее «интересно», но зато более необходимо. Необходимость Бога мы только лишь сознаём, а необходимость многого другого — чувствуем непосредственно, особенно, когда рискуем это потерять. Но тогда стремление к чему будет направлять нашу жизнь?

Так мы можем навсегда остаться при своей «идеологической» вере и дожить до таких времен, когда в добрые минуты, доставая ее из дальних сундуков сознания, будем показывать ее внукам — как старую карту той страны, куда мы так и не попали. И не попадем никогда. Не исключено, что и внуки будут передавать эту диковинную карту из поколения в поколение, дорожа ею как семейной реликвией и памятью любимого прадедушки, — пока какая-нибудь катастрофа не уничтожит родовое гнездо, и все забудут, какие сокровища там хранились.

Катастрофы XX века разрушили почти все подобные родовые гнезда — Россию, Сербию, Болгарию, Румынию, Грецию, Грузию. Православная Церковь в этих странах постепенно подтачивалась изнутри, пока, наконец, не рухнул фасад. Когда осели облака пыли, о Православии помнили немногие, а те, кто помнили, воспринимали его уже как необходимый элемент «национальной идентичности», а не как веру с догматами и канонами. Истинные церкви уцелели только в подвалах — «катакомбах». Это те истинно-православные церкви, которые во всех этих и других странах составляют меньшинство, — верное святым отцам прошлого, но не имеющее общения с патриархами-отступниками настоящего.

Итак, христианство как «идеология» — необходимо, но недостаточно.

3.3. Христианство как свобода