Течение (СИ)

Бантик заверещал из-за двери, когда Дима только вышел из лифта. Парень буквально ворвался в квартиру и схватил питомца на руки, будто их разлучили на несколько лет. Тот тёрся о Димино лицо своими брылями, урчал и кололся усами, а хозяин целовал его в бурую с подпалинами морду и улыбался, улыбался по-настоящему, чувствуя какой-то нереальный прилив нежности к этому вибрирующему комку шерсти. Весь оставшийся вечер они ходили парой. Вместе поужинали, вместе разбирали сумку. Даже когда Дима принимал душ, Бантик сидел на стиралке в позе копилки, ожидая. Вместе валялись на кровати – Дима гонял в телефоне бессмертную игру в шарики, а Бантик вылизывался. Ночью полосатый привалился к боку хозяина и затарахтел, а Дима тут же вспомнил про то, что мать запретила ему хандрить, потому, что у него ребёнок на попечении.

***

С того ужасного дня в гостинице прошло три недели. В распаренную Москву входил август. Горожане уезжали на дачи и на моря, поток машин заметно прорядился. Дима любил тепло, и не страдал от жары. Когда в самый солнцепёк он шёл по безлюдным улочкам, ему казалось, что он – удравший с тихого часа школьник в летнем лагере на юге, слонявшийся по пустым аллейкам между корпусами. По правде говоря, слоняться ему особо было некогда. Когда он уставал от монотонного вбивания данных в базу для своего работодателя, он уезжал на дачу, к бабушке. Там они часами болтали о жизни и читали книги. Дима с удивлением понял, что то, что люди скучно называют «классикой», на самом деле очень захватывает, и после прочтения всегда бежал к бабушке, и иногда они спорили до хрипоты по поводу тех или иных героев. Один раз, вечером, Дима выполз на костёр с местными, но после того, как его начала клеить симпатичная блондинка, приехавшая на соседнюю дачу, решил там больше не появляться. Случайно познакомившись с пареньком из своего подъезда, Дима сам не заметил, как влился в компанию дворовых волейболистов. Частенько они играли уже до такой темноты, что с трудом могли найти улетевший в кусты мяч. Дома он смотрел фильмы по спискам из серии «10 фильмов, изменивших мир». Бывало, что под очередной шедевр он сладко засыпал с Бантиком в обнимку, хотя большинство фильмов ему нравилось. Наткнувшись на передачу с именитым французским поваром, Дима вдруг увлёкся готовкой. Ему легко удавались средиземноморские блюда, а вот с выпечкой пришлось повозиться.

Иногда он позволял себе подумать об Андрее. За бесконечной движухой, которую Дима сам себе организовывал, его боль скукожилась, словно засохший фрукт. Внутри было сухо и пустынно. Если он не останавливался вовремя и пытался расковырять свои замурованные эмоции, – обычно это случалось рано утром, - то тело сразу наполнялось нездоровым возбуждением, и Дима подрывался с кровати, начиная шуршать по дому, словно тронувшаяся домохозяйка. На самом деле, парень понимал, что даром для его психики это не прошло, и обещал себе «как-нибудь поболтать» с Маринкой.

Одно он мог сказать точно – он всё ещё любил Андрея и, скорей всего, будет любить его ещё очень и очень долго. Теперь Дима понимал всю тщетность попыток именитых философов и психологов объяснить это иррациональное, бескомпромиссное чувство. Было ли оно разрушительно для человека? Несомненно. Можно ли было избавиться от него посредством силы воли или логики? Никогда. Любовь расщепляет человека, убивая в нём саму основу его существования – безраздельную и всепоглощающую любовь к себе. Когда ты начинаешь любить кого-то другого больше, чем себя, ты ломаешься навеки. Ты перерождаешься и уже никогда не сможешь вернуться в то состояние покоя и мира с самим собой. Ты изгнан из рая. Благословение счастьем всегда идёт об руку с проклятием страхом. Счастье от обладания своим любимым и страх его потерять. И этот страх даже сильнее, чем страх смерти. Ведь после смерти ты не чувствуешь боли, в то время как жизнь в боли от потери любви превращает человека в душевного калеку, инвалида, обречённого корчиться от непроходящих фантомных болей. Дима только ухмыльнулся, когда обнаружил несколько седых волос в своих каштановых прядях. Это единственный след на Димином теле, который Андрей позволил себе оставить.

***