В середине апреля мы с Петей занялись сексом в его комнате, пока там не было соседей. Мне было нормально, во всяком случае, я чувствовала себя девушкой, а не предметом. А еще я помогала Пете и целовала его не потому, что мы теперь пара и так принято, а потому, что мне хотелось это делать.
Во второй половине апреля я сказала Пете, что почти счастлива. Петя не верил в счастье и называл его конструктом, но я все равно поделилась. Он выслушал внимательно и поцеловал меня. Мы много целовались и еще больше учились вместе. Учеба вдруг причудливо связалась с эротикой, иногда, дописав главку, я чувствовала сильное возбуждение. Если Петя был рядом, я утягивала его в какое-нибудь тихое место и мы занимались сексом.
Я отправила курсовую работу научной руководительнице — она очень удивилась, что я так рано. Пообещала не тянуть и прочитать все на майских праздниках.
Москва не стала для меня уютной колыбелью, и я понимала, что вряд ли станет. Но я больше не относилась к ней как к склепу на телах приезжих девочек. Я начала с интересом ее исследовать и осторожно заходить на территории, которые раньше казались мне враждебными. Например, мы с Петей сходили в театр по студенческим билетам: сидели в самой глубине и почти ничего не видели. А еще зашли в ГУМ, и я удивилась, насколько это туристическое место.
Мне даже не хотелось уезжать домой на праздники, хотя я соскучилась по маме, папе и горам. Я собиралась на вторые майские, потому что на первых дома гостила Бэлла с мужем и ребенком. Я вдруг поняла, что мне любопытно посмотреть на маленькую Еву, но была еще недостаточно крепка для этой встречи.
Вера, конечно, ехать со мной не собиралась. Когда я сказала ей, что в следующий раз точно поедем вместе, она даже не вспомнила, что хотела познакомиться с моей родиной.
Я планировала вернуть всем долги. Показать маме новую счастливую себя. Дать понять, что в прошлый приезд я была еще не собрана, тяжело и в муках перерождалась, а теперь готова к хорошей жизни. Каждый день ходить к бабушке и дедушке. Я почти не общалась с ними весь год и знала, что они скучают. Хотела помочь им с чем-нибудь во дворе, сделать много радостных фотографий на память. Поговорить с папой. Ничего, что он так скуп на слова, — он же может меня слышать. Скажу, что ни на что не обижаюсь и горжусь тем, как сильно он старается для своей семьи. Встретиться с Сережей и извиниться.
Но перед тем как расчистить завалы дома, я должна была закончить здесь. Поговорить с Верой о наших отношениях. Понять, как отделиться от нее и не растерять нашу дружбу. Я ведь даже не сказала ей о Пете.
13
Петя тоже остался на первые майские, чтобы побыть со мной. Наступил зазор между праздниками с как бы учебными, но на самом деле не сильно обязательными днями. Мы не пошли на лекцию и остались в его комнате читать в кровати. Планировали еще немного позаниматься, пойти к пруду и покормить уток, а потом вернуться и собрать чемоданы. Петя уезжал в тот же вечер, и я хотела его проводить. Мой поезд отходил через день.
Было жаркое солнечное утро, и нам пришлось открыть окно. В общежитии всегда грязные мутные стекла, в них застревает даже свет. И когда я рванула створку, на меня обрушилось солнце. От сквозняка мы спрятались под одеялом.
Тепло и свежесть, гладкое Петино тело. Я читала что-то по философии, наверняка мрачное, а сама думала, как же здорово провалиться в самые обычные комфорт и радость. Я взглянула на общежитские стены, и они показались мне сладко-шербетными, вообще, все вокруг в те дни казалось игрушечным и красивым. Я прожила несколько месяцев за серой пеленой и теперь восторгалась каждый раз, когда отмечала, насколько ярок и искрист может быть мир.
Ветер подбрасывал черную Петину кудряшку, а солнечный луч подкрашивал ее в рыжий. Меня это развеселило, с Петей было много таких тонких, игривых и нежных моментов, похожих на детскую песенку. Тогда мне хотелось, чтобы вся жизнь состояла из них.
Ты чего? — Петя улыбался, у него были очень белые зубы.
Не знаю, чувство, будто я маленькая, проснулась у бабушки с дедушкой, а у меня еще и день рождения, — сказала я и закрыла лицо одеялом.
Насть. — Петя потянул за одеяло.
А?
Мне кажется, я тебя люблю.
Я испытала так много разных, причудливо сплетенных и сложных чувств, от благодарности до вины и страха, и решила поцеловать Петю так, чтобы он понял всю силу моих эмоций. Петя ответил на поцелуй с той же страстью и притянул меня к себе, моя книжка упала на пол, и я полезла рукой в Петины трусы, но он перехватил ее и закинул себе за спину. Своей ладонью Петя повел по моим груди и животу, который я тут же втянула, и просунул пальцы между бедер. Петя не раздевал меня, а начал нажимать пальцем куда-то на верх вульвы прямо через ткань трусов, и вскоре я почувствовала горячие всплески, они разлетались по всему телу и доставали затылка, а еще почему-то стало приятно жечь в пятках. Обычно у меня случалось что-то вроде далекого эха подобных ощущений, и то только перед сексом, а когда все начиналось, оно проходило. Теперь же во мне будто стаивал лед.
Ого…
Что?
Как-то хорошо…