Не доезжая до Троицкого плашкоутного моста, у Иорданского подъезда Зимнего дворца, сани по сходням спустились на лед и переправились на другой берег Невы. «Не в крепость ли ты везешь меня?» – спросил Пушкин своего секунданта. «Нет, через крепость на Черную речку самая близкая дорога», – ответил Данзас. Миновали строения Каменноостровского проспекта Петербургской стороны, пересекли Аптекарский остров, Каменный остров, промчались по пустынной набережной Большой Невки, конец пути был близок. Шел пятый час. Через Большую Невку по Строгановскому мосту сани выехали на дорогу к Комендантской даче. По Чернореченскому, или Пограничному, мосту выехали к деревушке Никольской, к месту дуэли – треугольнику между Ланским и Коломяжским шоссе.
Пушкин прибыл раньше своего противника, выбрался из саней, лег в своей медвежьей шубе прямо на снег и принялся насвистывать. Везде снегу по колено. Данзас и д’Аршиак обнаружили небольшую ровную площадку неподалеку от Комендантской дачи. Крупный густой кустарник и молодая березовая роща надежно скрывали место дуэли от глаз прохожих и возниц, проезжавших по дороге неподалеку от выбранной площадки. Ветер и снежная метель усиливались. Секунданты, проваливаясь в снег, протаптывали площадку.
К ним присоединился и Дантес. Пушкин терпеливо ждал, поплотнее укутавшись в шубу. Когда Данзас спросил его, находит ли он удобным выбранное им и д’Аршиаком место, он ответил: «Мне это совершенно безразлично, только постарайтесь сделать все возможно скорее».
Отмерив шагами расстояние, предусмотренное условиями поединка, секунданты обозначили своими шинелями барьеры и начали заряжать пистолеты. Во время этой процедуры Пушкин нетерпеливо спросил: «Все ли наконец кончено?»
Противников расставили по местам, раздали заряженные пистолеты и по сигналу Данзаса, махнувшего шляпой, дуэлянты начали сходиться. Пушкин первый подошел к барьеру и, остановившись перед ним, начал наводить пистолет. Он опоздал на секунду. Дантес в этот миг, не дойдя до барьера одного шага, выстрелил первым. Он метил в живот противника и попал. Пушкин покачнулся, рука с пистолетом опустилась, и он упал на шинель Данзаса, лицом в снег. Поэт не понял сначала куда ранен. Лежа на окровавленной шинели, он приподнял голову и сказал: «Мне кажется, что у меня раздроблено бедро...» Секунданты бросились к нему, Дантес намеревался последовать за ними, но Пушкин удержал его словами: «Подождите, у меня еще достаточно сил, чтобы сделать свой выстрел». Дантес остановился у барьера и ждал ответного выстрела, прикрыв грудь правой рукой и пистолетом.
При падении Пушкина его пистолет попал в снег, ствол заполнился им, поэтому Данзас подал ему другой. Кстати, замена Пушкиным оружия впоследствии оспаривалась дотошным д’Аршиаком. В письме к князю П.А. Вяземскому секундант Дантеса отмечал: «Я бы мог на это сделать возражение, но протест барона Жоржа Геккерна меня остановил тогда». Данзас, ознакомившись с этим письмом, заметил: «Обмен пистолетами не мог подать повода во время поединка ни к какому спору. По условию каждый из противников имел право выстрела, пистолеты были с пистонами, следовательно, осечки быть не могло; снег, забившийся в дуло пистолета Александра Сергеевича, усилил бы только удар выстрела, а не отвратил бы его; никакого знака со стороны господина д’Аршиака, ни со стороны Геккерна подано не было».
Собрав последние силы, опершись на левую руку, Пушкин произвел свой выстрел. Его пуля попала в руку противника, которой тот прикрывал грудь, и лишь слегка контузила. Дантес упал. На вопрос поэта у Дантеса, куда он ранен, тот отвечал: «Я думаю, что я ранен в грудь». «Браво!» – вскрикнул Пушкин и отбросил пистолет в сторону, затем упал в снег и потерял сознание. Придя в себя, спросил Константина Карловича: «Он убит?» – и, получив отрицательный ответ, заметил: «Странно, я думал, что мне будет приятно убить его, но чувствую, что нет. Впрочем, все равно, если мы оба выздоровеем, то надо начать сызнова».
Пушкин истекал кровью, он был ранен в правую половину живота: пуля, раздробив кость верхней части ноги у соединения ее с тазом, глубоко вошла в брюшную полость.
Данзас и д’Аршиак подозвали извозчиков, с их помощью разобрали забор, мешавший въезду саней к месту падения Пушкина. Общими силами раненого поэта бережно усадили в сани и медленно повезли в город. Данзас пошел пешком подле саней вместе с д’Аршиаком. За ними ехал в своих санях раненый Дантес.