Наш разговор—о деле. Мария Евгеньевна на спрашивает меня пока ни о чем, и я благодарна ей за это. Говорим о другом, о том, какая работа нам предстоит. По своему опыту она знает, как помогает работа во все тяжёлые периоды жизни. Ведь не случайно так самоотверженно отдавалась ей она в прежние годы, да и сейчас она значит для неё очень много. И для меня у неё наготове много предложений помимо тех, что записаны в наших так называемых «индивидуальных планах». Во-первых, она поручает мне написать программу по курсу XX века. Написать так, как я считаю нужным. О публикации её в Учпедгизе есть договоренность. Во-вторых, она поручает, — и сделать это надо очень скоро, — написать несколько разделов в учебник по зарубежной литературе XX века, редактором которого она является. Это разделы по английской литературе. А содержание их я определяю сама, и писателей, о которых будет идти речь, тоже выбираю сама. Правда, при этом Мария Евгеньевна все же советует мне быть разумной, не уточняя, что именно имеет в виду. Есть и ещё с её стороны предложения, но о них пока она говорить не хочет. «Об этом поговорим немного позднее, — замечает она. — Но вы знайте, — прибавляет Мария Евгеньевна, — если у вас буду вопросы, что-то будет неясно или возникнут затруднения, вы сразу же приходите. Мы все обсудим». На этом мы с ней и расстались.
Вечерний троллейбус почему-то очень медленно шел по проспекту Мира, потом на другом ехала я по Садовому кольцу. На Горбатке меня ждали с ужином, хотя было уже поздно.
63
Уже в первую неделю сентября ритм работы наладился: утром провожаю Анюту в школу. Иду на лекции, если они есть по расписанию, или в библиотеку, если их нет. Встречаю ребенка из школы. Идем домой. Потом снова библиотека или занятия во вторую смену. Как хорошо, что есть у меня возможность и программу составить, и главы в учебник написать. Теперь в первый раз в учебнике для студентов будет сказано о Джойсе и о Вулф. Пока о них, о других — потом. И уже думаю о главах диссертации, которую следует написать. У меня целый чемодан всяких записей, и книги нужные я привезла, и множество романов перечитала. Но мысли об этом пока только отрывочные, да и то прерываются совсем другими помыслами о том, как же будет решен квартирный вопрос. Ответа не было, да он, по правде говоря, даже и не вырисовывался. Тем более, что и на очередь в райисполкоме тоже встать невозможно: на Кутузовском в комнате в 24 кв. м. прописано нас трое. На Горбатку приходил раза два в неделю Костя: повидаться с Анютой. Визиты эти были тягостны. Тётя Маша поила чаем Никаких разговоров о жилье никто не заводил, хотя наверняка об этом думали.