Церковная заповедь «Не возложи лихвы» оказалась непрактичной, а опыт дал принцип «Деньги – нерв войны», настолько важный, что из него вышла новая политическая система меркантилизма. В заключительный период Средних Веков среди европейских народов система расчетов натурой в некоторых областях уже распалась, оставаясь в неприкосновенности в других. Траты государственных бюджетов королей и городов все больше приобретали монетарный характер, особенно в отношении крупнейшей статьи – расходов на армию. Поступления, с другой стороны, в случае любого государя, продолжали быть в основном натурой… Более того, они были не всегда доступны в то время и в том месте, где следовало расходы осуществить. Отсюда следовала нужда в крупной и растущей сумме кредита… В самом деле, во многих местах имелись небольшие суммы денежного капитала, который его владельцы желали инвестировать. Продажа аннуитетов городами давала возможность такого рода без нарушения запрета на ростовщичество 315 . С другой стороны, королям в случае нужды было очень трудно воспользоваться кредитом: во-первых, поскольку их личная кредитоспособность была незначительной или отсутствовала, а также в связи с плохой организацией поступления доходов, ограничивавшей использование реального кредита – то есть, под залог доходов – расстройство, которое оказывало разрушительный эффект на их бюджеты 316 .
Государи того (а равно и предшествовавшего) времени финансистам не только не доверяли, но и не видели ничего дурного в том, чтобы перестать платить по счетам. Причина такой безответственности была проста: займы выдавались королям под откуп налогов, торговые и промышленные монополии, так что финансисты зарабатывали много больше, чем давали, как правило, в ущерб остальным участникам. Монархи предпочитали опереться на бюрократию из юристов, в связи с чем идеалом была бюрократическая империя, но этой цели, в отличие от Китая, европейцы достигли лишь отчасти.
В продвижение интересов императора теперь включились фландрские и фламандские капиталисты, непосредственно связанные с Габсбургами и зависимые от них как подданные. Фландрские суконщики и торговцы сотрудничали с немецкими банкирами, являвшимися посредниками между Южной и Северной Европой. Приход в 1501 г. португальских судов с азиатским перцем в Антверпен повернул во Фландрию потоки серебра из Южной Германии, шедшие до того в Венецию. Нидерланды, очень бедные, но очень трудолюбивые, оспаривали у ганзейских городов балтийский рынок и перевозки на северо-западе Европы. Вздувшиеся объемы денежных оборотов образовали у фландрских, итальянских и немецких капиталистов достаточно средств, чтобы заработать на нуждах императора.
С начала XVI в. Германия все больше увязала в конфликтах. Первыми восстали рыцари – бедные помещики, чьи ренты были недостаточно обильны, урожаи скудны, а земля дешевела, в то время как в городах торговля и финансы обеспечивали церковь, аристократов и буржуа вызывающей роскошью 317 . Усиление эксплуатации крестьян помещиками, в свою очередь, вызвало последнюю крупную крестьянскую войну в Европе 318 . Общая политико-экономическая нестабильность и приход фанатично религиозного испанского короля на императорский трон заставили немецкую аристократию обратиться к проповеди Мартина Лютера и начать борьбу за религиозную автономию, тем более что это предполагало изъятие церковной собственности.