– Слава богу! – Алексей Федорович отложил талмуд размером с две энциклопедии. – Кучку вызволила?
– А как же. – Алиса вошла в комнату, вслед за ней появилась собака, хромающая, с кровью в шерсти, но бодрая и даже виляющая хвостом. – Ничего себе, дед, вы тут книжками балуетесь… Ты что, решил Мишку утопить в древней мудрости?
Она сняла шапку, под которой обнаружились непокорные русые вихры, но комбинезон оставила, хотя в квартире было тепло.
– Он ведь от любопытства умирает, хочет понять, что происходит! – продолжила девчонка, и Мишка неожиданно рассердился – у него, в конце концов, тоже голос есть, и он сам все может сказать. – А я ему обещала, что приведу к тому, кто все объяснит… А я пока Кучкой займусь.
– Да, конечно. – Алексей Федорович погладил книгу, аккуратно положил на место, и взгляд его сделался задумчивым. – Ты, Миша, вовлечен событиями в дела особливые… как бы растолковать?
Он замолчал, и стало слышно, как в оконное стекло с шорохом бьются снежинки, как свистит на улице ветер.
– Ну, начнем, благословясь, с божьей помощью. – старик размашисто перекрестился. – Есть люди, что жаждут изменить мир по собственному мятежному хотению с помощью насилия. Не целый мир, конечно, ну а для начала Москву.
Это Мишка понимал – любителей сделать все по-своему с помощью кулаков отыскать нетрудно, вспомнить хотя бы того же Ваську Горелого из седьмого «А» или Коляна из соседнего дома; да и среди взрослых такие попадаются, только они обычно не дерутся, а орут и грозятся.
– Если же дело у них сладится, то быть всем в столице одинаковыми, стриженными под одну гребенку – такими проще вертеть, чего скажешь – все исполняют, не спорят и не сомневаются. Токмо город с такими насельниками живым быть не может, ведь таинство жизни в разнообразии, в том, чтобы всякое было, и темное, и светлое, и остальные цвета между ними…
Алиса вышла из комнаты, а Кучка смирно сидел у двери и тоже, как казалось, слушал.
– Посему Москва наша, разумом и волей наделенная, подобной судьбы себе не желает. – Алексей Федорович говорил негромко, но уверенно, чувствовалось, что в сказанном он не сомневается. – И обороняет себя, да вот только не сама, ведь то, что людьми творится, только людской же силой и должно быть остановлено.
– Как так, разумом и волей? – спросил Мишка, воспользовавшись тем, что старик замолчал. – Ух ты! Это как мы с вами?
Вошла Алиса с упаковкой ваты и пузырьком в руке, и он не удержался, посмотрел в ее сторону. А когда перевел взгляд обратно на хозяина квартиры, то увидел, что тот мягко, понимающе улыбается.
Наверняка заметил, что Мишка на его внучку таращится… ух, стыдно-то как.
– Ну, почти, – сказал Алексей Федорович, вновь становясь серьезным. – Похоже на нас. Понравилось ли ей, что лик ее изуродовали таким безобразным наростом, что под видом Петра на берегу реки воздвигся? Или тем непотребством гнусным, коим Поклонная гора обезображена?
– Должно быть, Москва очень старая. – Мишка почесал в затылке. – Столько веков…
Возившаяся с Кучкой Алиса что-то сердито буркнула.
Алексей Федорович усмехнулся:
– С одного боку, конечно, старая, а с другого – молодая и красивая. Это уж как увидеть. Хотя ты именно потому, что зришь то, что другие не могут, и стал частью той людской силы, что должна Москву оборонить…
– Я? – Мишка едва со стула не упал.
Нет, он, конечно, пацан крепкий, но на то, чтобы кого-то от чего-то оборонять, взрослые есть… Он же не Супермен в синем трико и не Бэтмен с кожаными ушами и даже не человек-паук, паутина из рук!
– Да какой из меня защитник? – сказал он. – Дело святое, да только я ничего и не умею. Смотреть-то – эка невидаль, все глаза таращат.
– Тут ты не прав. – Алексей Федорович покачал головой. – Видеть – работа труднейшая. Много сложнее, чем показывать, как и болтать языком куда проще, чем слушать говорящего или тем более молчащего! То, что в глаза само бросается, и то увидит далеко не каждый, что уж говорить о сокрытом и робком?! А ведь и оно нуждается в том, чтобы быть увиденным!
– Но что же мне делать? – спросил Мишка, чувствуя, что, несмотря на долгие разговоры, ничего толком не узнал и только еще больше запутался: живая Москва, которую надо защищать, и участь эта выпала почему-то ему, вовсе жителю Заволжья, далекого и такого маленького рядом со столицей. – Как все это связано с той штукой, ну той, что я нашел?
– О ней здесь лучше не говорить, опасно, могут заметить, – вмешалась в разговор Алиса. – Дед тебя в укромное место отведет…
Она закончила возиться с Кучкой, забинтовала ему переднюю лапу, в двух местах выстригла шерсть на боку, смазала коричневой мазью обнажившуюся кожу, и сейчас пес, тяжело дыша, лежал на полу.
– Истинно так, отведу. – Алексей Федорович поднялся. – Бери свою одежу.
Мишка отправился обратно в прихожую, снял с вешалки куртку, ощущая тяжесть спрятанного в кармане золотого «яйца», слыша негромкое, но уверенное тиканье, похожее на стук маленького сердца.
Хозяин повел его вглубь квартиры, по длинному коридору, не зажигая света.