Потом они вышли из леса на поляну, купающуюся в лунном свете. Кроны деревьев расступились, открывая небеса, как бы в знак уважения перед древним деревом, которое стояло в самом центре. Оно было громадным по всем меркам, его толстый ствол и ветви, раскинувшиеся вширь и перекрученные так, что придавали ему потусторонний, нереальный вид даже среди самых огромных и самых странных старых деревьев, которые его окружали. Это было ясно видно при лунном свете, особенно странные цвета его коры и листьев — первый был пестро окрашен в черный и серый цвета, а последние были темно–зелеными с ярко–оранжевыми краями. Даже в этой темноте Пен смог ясно различить эти цвета. Он смог увидеть, как они перемешивались друг с другом, образуя странный узор, мерцающий на черном фоне звездного неба.
Он нашел Тейнквил.
Он видел его лишь однажды, в блеске видения, открытого Эльфийскими камнями несколько недель назад, когда Арен Элессдил воспользовался этой магией в эльфийском поселке Эмберен, чтобы убедиться, что найти это дерево действительно было возможно. Он увидел его тогда, но то видение было несравнимо с тем, что он видел сейчас перед собой. Никакое видение не могло точно передать размер и величие этого гиганта. Никакое видение не могло передать то, что он почувствовал, находясь перед ним, ощущая себя карликом из–за его размеров и веса прожитых им лет.
Карликом, подумал он, из–за его интеллекта.
Он заморгал, пораженный этой мыслью. Он мог ощутить, что Тейнквил за ним наблюдает. Он чувствовал, что он рассматривает его, решая, что делать с ним, раз он оказался здесь. Это было дикое, иррациональное заключение, основанное исключительно на предчувствии. И тем не менее, он был в этом убежден. Тейнквил наблюдал.
— Пен, теперь я должна уйти, — внезапно произнесла Синнаминсон, высвобождая свою руку и отступая на шаг. Ее молочные глаза слепо искали его. — Эриады говорят, что я должна уйти.
— Куда? — Он вдруг испугался. Он не был уверен, испугался он за нее или за себя, — он только знал, что совершенно не хочет с ней расставаться. — Почему ты должна уйти?
— Чтобы ты мог остаться один. Чтобы ты мог сделать то, ради чего пришел сюда. — Ее улыбка была быстрой и ослепительной, осветив ее лицо так, что она стала на мгновение еще прекраснее. — Эриады собираются показать мне, как они выглядят. Они привели меня сюда, чтобы я смогла их увидеть. Я уйду ненадолго.
Он беспомощно посмотрел на нее:
— Я не хочу, чтобы ты уходила.
Ее глаза снова стали вслепую обыскивать пространство между ними, как будто она пыталась найти способ добраться до него.
— Ты пришел, чтобы найти Тейнквил, Пен. Ты это сделал. Воспользуйся этим. Найди то, что тебе нужно, чтобы помочь своей тете.
Она еще мгновение помедлила, затем отвернулась.
— Я иду, — сказала она в воздух, обращаясь к тому, что только она могла слышать. Ее голова чуть–чуть приподнялась. — Удачи, Пен.
Он смотрел, как она исчезает среди деревьев, как сильфида, быстро теряясь в изменчивой смеси света и тьмы.
— Удачи, — отозвался он и остался один.
В течение долгого времени он неподвижно стоял перед Тейнквилом, не зная, с чего и как начать, что делать. Дерево должно дать ему одну из своих веток, если он сможет найти способ убедить его это сделать. Из этой ветки будет создан темный жезл, если он сможет выяснить, как именно. Темный жезл поможет ему попасть в Запрет и позволит найти и вытащить оттуда тетю, чтобы вернуть ее домой, если он сможет добраться до Паранора и пройти через портал, созданный зельем под названием жидкая ночь.
Если. Это слово было повсюду. Оно нависало над ним непроницаемой стеной.
Что же он должен делать?
Он подождал еще немного, надеясь, что дерево попытается связаться с ним, что оно возьмет на себя инициативу и покажет ему способ, которым он сможет с ним разговаривать. Но простояв перед ним, как ему казалось, бесконечность, он потерял эту надежду. Попытка наладить общение должна исходить от него. Ведь просителем был он — именно он должен найти способ достучаться до этого дерева.
Он ведь общался с эриадами, просто разговаривая вслух. Сработает ли то же самое с Тейнквилом?
— Меня зовут Пендеррин Омсфорд, — сказал он. — Можешь ли ты понять, что я говорю?
Он почувствовал себя глупо, говоря таким образом, и как только слова слетели с его губ, он понял, что не будет никакого ответа. Тейнквил отличался от эриад. Он должен был отыскать другой способ разговаривать с ним.
Он подошел к дереву и приложил к коре свои руки, медленно поглаживая жесткую, неровную поверхность. Его удивило тепло, которое он ощутил, пульсирующее тепло, которое излучалось наружу, чтобы рассеяться по всему его телу. Он не отрывал рук, пока это тепло просачивалось в него, предполагая, что может быть это начало контакта.
Однако, больше ничего не произошло.