Света писала, что всё у них хорошо, письмо моё она получила. Ребята обеспечили их с Катюшкой продуктами надолго. Желала мне поскорее поправиться. Передавала приветы от Катюшки и Евдокии Александровны и в самом конце внизу письма ; " Люблю. Целую. Жду и скучаю. Твоя Светлана." А на обратной стороне письма от Катюшки рисунок. Цветы, красный флажок и самолёт с красными крыльями.
— Слушай, писарь,— ко мне на кровать подсел танкист,— а это кто был?
— Да это наши, штабные,— отшутился я,— По случаю проездом в Москве, вот и навестили. Гостинцы вон передали.
Гостинцы пришлись всем по вкусу. Колбаса, солёное сало, несколько банок тушёнки и несколько плиток шоколада. На самом дне обнаружилась фляжка с приятно булькнувшим содержимым. Фляжку сразу припрятали. Вечерком можно будет пустить её по кругу, благо закуска есть. Не забыли в гостинцы положить и кисет с отличным табачком и несколько пачек с папиросами. Явно работа Кузьмича. Чувствуется его хозяйственная рука. Знает, что я не курю, но так же знает, что в госпиталях с куревом плоховато, вот и сделал подарок всем болезным.
Плитка шоколада в подарок дежурной медсестре позволила нам спокойно посидеть после отбоя. Во фляжке оказался превосходный коньяк. Говорите, что закусывать коньяк салом и колбасой это моветон? Да ничего подобного. Всё пошло как родное. Засыпали все довольные и умиротворённые.
Провалялся в госпитале я в общей сложности три месяца. За это время моё инкогнито было раскрыто. Однажды утром на пороге палаты появился Данилин.
— Собирайся, поехали. С тобой хотят поговорить. Врачи разрешили ненадолго отлучиться из госпиталя.
— Вот прям так ехать?— я рукой показал на больничную пижаму. К тому времени я уже ходил вполне нормально, лёгкое почти не болело, но вот шея упорно не хотела нормально поворачиваться. Хорошо хоть бандаж с неё сняли, а то надоела эта жутко неудобная штуковина просто дико. А вообще мне неимоверно повезло, что осколок всего лишь впился в позвонок, но не разбил его.
— Обижаешь, командир,— он махнул кому-то за дверью рукой и в палату занесли новенькую форму со всеми моими наградами. Надо было видеть лица и отпавшие челюсти моих сопалатников, когда я переоделся и повернулся к ним, так сказать, фасадом. Это то, что называется полнейшее охренение.
— Вспомнил!— Калужный хлопнул себя по лбу ладонью,— Писарь говоришь? И сколько сбитых у этого писаря?
— Ровно сотня, Коль.
— А что ты нам здесь цирк устраивал и штабным назвался?
— Да вначале вроде как шутка была, а потом как-то случая не было,— я виновато пожал плечами,— Вы уж извините меня, мужики.
Отвезли меня в хорошо знакомое любому здание на Лубянке или, как она сейчас называется, площадь Дзержинского. Пройдя несколько постов мы остановились у двери приёмной. Данилин молча кивнул мне на дверь, а сам сделал пол шага назад. Понятно, дальше идти одному.
Берия на меня особого впечатления не произвёл, хотя взгляд у него да, колючий. А так, если не знать кто он такой, то его можно было бы принять за обыкновенного чиновника. Хотя, пожалуй, в стране нет такого человека, который не знал бы в лицо или по фото в газетах, этого человека.
— Проходите, товарищ майор, присаживайтесь,— Берия кивком показал на стулья, стоящие вдоль большого стола для совещаний,— Мне доложили, что вы ещё не совсем отошли от ранения. Как вы себя чувствуете?
— Благодарю,товарищ нарком внутренних дел, уже лучше.
— Вот и хорошо, — лёгкий акцент в его голосе всё же чувствовался,— И давайте без официоза. Обращайтесь ко мне по имени-отчеству. Мне так привычнее. К тому же вы не мой подчинённый, так что субординация при этом не пострадает,— Берия придвинул к себе лежащую чуть сбоку папку и открыл её,— Мне передали ваши предложения по самолёту дальнего радиолокационного обнаружения. Я посоветовался со специалистами и они в один голос утверждают, что судя по описанию и тактике применения, такой самолёт уже где-то кем-то построен и применяется в реальных боях. Мы склонны были думать, что вы подсмотрели такой у англичан, когда были в Англии в командировке. Однако разведка не подвердила наличия такого самолёта в Королевских ВВС. Так откуда это, товарищ Копьёв?— Берия выразительно прихлопнул ладонью по папке.
— Такого самолёта у англичан нет,— начал я свою речь,— Во всяком случае я ничего подобного не видел. Идея же использовать тяжёлый бомбардировщик в качестве летающего радара пришла мне после беседы с командиром прикомандированного нам на Ленинградском фронте расчёта станции РУС-2с. Он как-то обмолвился, что если его машины поднять в воздух на воздушном шаре, то зона обнаружения существенно увеличилась бы. Вот тогда я и подумал, а что если использовать не воздушный шар, а подходящий самолёт. Так и родилась идея.
— Почему именно этот самолёт?
— Грузоподъёмность, Лаврентий Павлович и большой запас топлива, позволяющий находиться в воздухе продолжительное время. Плюс возможность создать нормальные рабочие условия для расчёта РЛС и пункта управления.