Например, пациентка большую часть сессии рассказывает об опасности ядерной бомбардировки и целесообразности уехать на Средний Запад, где она будет в большей безопасности. Когда я предположил, что, быть может, она будет чувствовать себя в большей безопасности, уехав от меня и избежав психоанализа, она явно рассердилась и замолчала.
Затем она резко напомнила мне, что люди строят бомбоубежища.
После паузы я признал, что существует некоторая вероятность ядерной атаки, но я полагаю, что ее реакция не соответствует опасности и слишком интенсивна. Большинство экспертов придерживается мнения, что бомбоубежища не являются надежной защитой, и отъезд также не гарантирует ее безопасность. Затем пациентка начала говорить. Она допускает, что ее страхи непропорционально велики, но простая мысль о ядерном взрыве вселяет в нее ужас. Я сказал ей, что каждый разумный человек боится атомной войны, но, должно быть, есть еще что-то внутри нее, что делает ее страх таким сильным, что она намеревается «вырвать с корнем» свою жизнь. Медленно пациентка начала ассоциировать, мысли привели ее к несчастному замужеству, годам фрустраций и торможения, ее страстному желанию «выбраться из этого», начать новую жизнь. Теперь я был в состоянии показать ей, что все это являлось причиной того, что внутри нее накапливался гнев, который угрожает взрывом. Вот отчего возможность взрыва атомной бомбы кажется такой близкой. Вот почему ее страх усилился до ужаса. Пациентка, казалось, поняла, и в течение следующих нескольких сессий мы продуктивно работали с этой темой.
Я хочу сделать паузу в этом месте для того, чтобы подчеркнуть небольшой, но важный технический момент. Всякий раз, когда факторы реальности смешиваются с сопротивлением, эти факторы должны быть адекватно признаны (Marmor, 1958). Если не сделать этого, пациент будет все более активно цепляться за элементы реальности в сопротивлении и тратить свое время, пытаясь убедить аналитика в логичности своих аргументов. Обратите внимание, как моя пациентка завела разговор о бомбоубежищах, когда я пытался истолковать ее бегство на Средний Запад как бегство от анализа. Только после того, как я признал, что ее страх частично оправдан, она смогла работать со мной, сформировав рабочий альянс. До этого ее тревога по отношению к ядерной бомбе была Эго-синтонной. Мое признание факта реальности позволило установить рабочий альянс, что сделало страх ядерного взрыва, по крайней мере, его интенсивность, чуждыми для Эго. Она стала в состоянии работать над этим как над внутренней проблемой и в конце концов действительно осознала, что ее бегство на Средний Запад является сопротивлением переноса.
Когда пациент осознает аспект сопротивления в своем поведении, нашей следующей задачей становится прояснение. Теперь мы пытаемся найти такой же паттерн поведения вне анализа и затем занимаемся историей и целями данной активности. Что произошло в жизни пациента, что заставило его принять этот способ сопротивления? Позвольте мне вернуться к профессору Х., человеку, который рассказывал свои сновидения, «сваливая все в кучу» (см. раздел 2.64).