Профессор Х. рассказал, что он читал книги, «сваливая все в кучу», и в школьные годы делал домашние задания в той же манере. Он не мог заниматься сидя за письменным столом, а только лежа или прохаживаясь. Это получило объяснение, когда я понял, что его отец был известным учителем и готовил сына идти по своим стопам. Мальчик хотел бунтовать, потому что он испытывал глубоко затаенные враждебные, ревнивые, сопернические чувства по отношению к отцу, его способ работать был выражением его злобы и вызова. Но была также и глубокая любовь к отцу, которая имела выраженный прегенитальный и оральный характер. Он боялся слишком приблизиться к отцу, так как это означало бы анальное и оральное вторжение и заглатывание. Отец любил играть роль врача, когда пациент болел. Много раз он измерял сыну ректальную температуру, неоднократно ставил клизмы, смазывал горло и т. д.
Поведение «все в кучу» было также проявлением его борьбы против идентификации с отцом, поскольку идентификация была равносильна тому, чтобы быть поглощенным и уничтоженным. Это представляет собой возвращение вытесненных стремлений к слиянию и утрате границ Эго (Greenson, 1954, 1958a; Khan, 1960).
Другой пациент-ученый использовал для описания всех своих переживаний очень реалистичный тон и технические термины. Даже описывая интимнейшие сексуальные события, он никогда не выказывал никаких эмоций. Он никогда не колебался, не проявлял рвения, но механически и досконально докладывал. Я пытался дать ему понять, что, используя технические термины и описывая события так, как будто он докладывает о безличном эксперименте, он пропускает все свои эмоциональные реакции. Он был холодным, невключенным наблюдателем, докладывающим другому ученому, а не пациентом, сообщающим интимные переживания своему терапевту.
В течение долгого времени пациент оправдывал себя, говоря, что факты более важны, чем эмоции. Затем я смог показать ему, что эмоции также являются «фактами», а он с неохотой признает эти «факты» в отношении себя. Затем пациент осознал, что он отбрасывал эмоции, рассказывая мне о себе, потому что чувствовал, что зрелому ученому стыдно иметь чувства. Более того, он также признался, что скрывает свои чувства и от других, даже от своей жены при сексуальных отношениях. Анализ этого поведения затем привел его к воспоминаниям о детстве, когда его отец, инженер, выказывал презрение к эмоциональным людям, считая их слабыми и ненадежными. В конечном счете пациент осознал, что он считал проявление эмоций эквивалентным несдержанности и бесконтрольности. Он приравнивал холодность к чистоте, а эмоциональное тепло – к грязи и утрате контроля.
Анализ формы сопротивления в таком случае, как этот, становится возможным только тогда, когда пациент не может дольше сам оправдывать использование данного метода. Это сопротивление должно стать Эго-дистонным, прежде чем пациент с готовностью предпримет анализ старого, привычного способа поведения. Данному пациенту потребовалось больше года, чтобы изменить свое отношение к невключенному способу рассказывать. Даже когда мы смогли проследить эту форму поведения в прошлом, в конфликтах, касающихся выработки туалетных навыков и анально-садистстских импульсов, он не был в состоянии поддерживать надежный рабочий альянс. Его нижележащая тревога в конце концов приобрела параноидное качество и лишила его истинной мотивации продолжать анализ. Он был готов проходить анализ, только если бы мог остаться, в сущности, неизменным и незатронутым эмоционально. В конце концов нами было принято решение прервать анализ.
2.653. Резюме
Если резюмировать основные процедуры при анализе сопротивления, то их можно кратко описать следующим образом:
1)
Признание сопротивления.2)
Демонстрация сопротивления пациенту:а) Позволить сопротивлению стать доступным демонстрации, ожидая, когда оно проявится несколько раз.