— Повод неплох, но недостаточен, — покачал головой командарм. — В военном отношении Мерецков вполне способен справиться с ситуацией и без моего вмешательства. Люди это знают.
— Может, посещение госпиталей? — предположил тогда Никольский.
— Для командующего армейской группой повод мелковат, — вмешался в разговор Розенберг. — Но туда едет с концертом Виктория Фар, и это меняет дело.
— Виктория Фар… — ну, Якир не мог не знать, что она в Испании. В армии только о ней и говорили, но, видимо, ему такой вариант в голову не пришел.
— Сегодня она выступает в Мадриде, — сказал между тем Розенберг. — А вы… ведь может случиться, что вы были заняты, Иона Эммануилович? Командующий — человек загруженный… Мы с Марьяной примем ее здесь, а послезавтра вы могли бы встретить ее на концерте… Где она выступает? — повернулся он к Никольскому.
— В госпитале Эль-Эспинар, товарищ Розенберг, — сразу же ответил Никольский. — Это как раз Саламанкское направление.
— Ну, вот и повод, — кивнул Розенберг. — И госпиталь, и направление, и мадемуазель Фар.
— Да, пожалуй, — согласился Якир и все-таки закурил.
"Не подведи, Федя!" — взмолился мысленно Никольский, глядя на то, как закуривает командующий.
Если бы он верил в бога, богу бы и помолился. Но он не верил ни во что. Теперь уже — даже в коммунизм. Оставалось надеяться на людей.
3.
— Ну! — глаза сверкают, и сини в них сейчас гораздо больше, чем обычно.
И прилив крови к лицу ей тоже идет.
"И куда подевалась наша аристократическая бледность?"
Ну, и в довершение картины, наблюдались еще и трепещущие крылья носа — почти "прозрачные крылышки феи" — и "бурно вздымающаяся грудь"!
— Ты давно смотрелась в зеркало? — Федорчук даже прищурился, чтобы удержать в себе, а значит — скрыть от нее рвущиеся на волю любовь и восхищение. Впрочем, под синими стеклами очков хрен что разглядишь.
— Не заговаривай… те мне зубы, месье! — она тоже прищурилась, и теперь там, в тени длинных ресниц посверкивала сталь драгунских палашей. — Ну?!
— Баранки гну! — по-русски ответил Виктор.
Это он зря, конечно, сказал, несмотря даже на то, что они оставались одни, а стены вокруг — толстые. Достаточно одного раза, чтобы посыпались все легенды и все тщательно выверенные "внутренние конструкции". Но сделанного не воротишь, и на старуху бывает проруха.
— Ты, что! — взвилась Татьяна. — Совсем крыша поехала?!
Возмутиться возмутилась, и лексикон, что характерно, весьма определенного свойства вдруг всплыл, но все это шепотом, едва ли не беззвучно.
"Н-да… и кто же эта та, кто, так владеет движениями души, Татьяна или Жаннет?"
Жаннет как будто легкомысленнее, но это только кажется. Виктор в этом успел уже отчасти разобраться. Француженка действительно была молода и несколько излишне "весела", но одновременно заметно упрямей и, если так можно выразиться, упертей Татьяны. И коммунисткой-подпольщицей, а затем советской военной разведчицей была именно она, а не менеджер по персоналу Татьяна Драгунова. Однако дела обстояли куда более замысловато, чем можно заподозрить, исходя из простой схемы: "вселенец" — "донор". Виктор и на себе это чувствовал, и в Татьяне видел. Виктория Фар не только по имени, но и по существу не являлась уже ни Татьяной, ни Жаннет, хотя личность "вселенки" и доминировала. Однако изменилась и она, и, вероятно, по-другому и быть не могло: другая жизнь, другие люди.
— Извини, — сказал Федорчук по-французски и обнял Викторию. И поцеловал. С закрытым ртом говорить невозможно.
— Все, все! — остановил он ее, когда поцелуй себя "изжил" — не продолжать же, в самом деле, до завтрашнего утра!
"А жаль…" — подумала Татьяна (или это была Жаннет?) отстраняясь.
— Кайзерина в госпитале Эль-Эспинар, — сказал Федорчук ровным голосом, пытаясь побороть заполошное сердцебиение. — И ты выступаешь там послезавтра, после обеда. Завтра отдыхаем, послезавтра выезжаем с утра пораньше. Дороги здесь, говорят, лучше, чем на юге, так что есть надежда прокатиться с комфортом, и не без удовольствия.
4
Стоянка товарно-пассажирского на Рим здесь, в Акви-Терме, всего каких-то десять минут. По итальянским меркам — поезд следовал практически без остановки, но можно предположить, что все, кто способен себе это позволить, вылезут на перрон — перекурить на холодке. Погода стояла приятная, хоть и зимняя, и люди наверняка не откажут себе в "маленьком удовольствии". Разумеется, не все, отнюдь не все…