— Так точно, господин лейтенант! — Чеккини упорно продолжал именовать Роберта армейским званием, это была максимально допустимая степень фронды, впрочем, вполне простительная, исходя из ситуации.
— Ну, да ладно. Имею приказ обеспечить дополнительную охрану конвоируемых в Рим преступников… — тут Додерер обозначил желание предъявить капралу соответствующую "бумагу", медленно опустив руку за отворот кителя.
В ответ, всем своим видом капрал показал, что избыточные формальности ни к чему, и он только рад заботе проявляемой фашистской милицией о его, Чеккини, безопасности, но к чему такие предосторожности?
— Есть сведения, — отрывисто и значимо цедил слова Роберт, — что возможна попытка нападения на тюремный вагон с целью освобождения конвоируемых преступников. Нам поручено воспрепятствовать тем, кто хочет помешать отправлению высшего фашистского правосудия!
Вид лейтенанта-чернорубашечника, выпячивающего подбородок подобно "почетному капралу" и вещающему будто с трибуны митинга, не вызвал и тени иронии у свидетелей разговора… Какое время — такие и "песни". Что в Рейхе, что в Королевстве.
В результате краткой церемонии "обнюхивания" иерархия была установлена, и капрал, признав главенство "командира манипулы" в вопросах безопасности вверенного ему "контингента", устало подумал:
"Да, пожалуй, если всё так, как говорит этот фашистский говнюк, то нам с нашими "пукалками" нечего и думать "отбрехаться".
Капрал примерно представлял, кого везет, и неплохо знал, на что способны итальянские бандиты. Могло кончиться и кровью, а эти… милиционеры — что сержант, что рядовые — даже на вид парни суровые и тёртые… Ни одного лишнего слова не проронили. Псы, да и только! Да и "трещотки" у них, хоть и старые, но вполне смертоубойные в умелых-то руках… Но, если по совести, было в них, в этих фашистах что-то странное, что никак не давалось капралу "на зуб"… Да и дьявол бы с ними! Ему хотелось спать, а не загадки разгадывать! Странные и странные, и пусть им.
"Велено охранять? Вот пусть и охраняют, нам-то что? "
5.
За ночь синяк на лице кондуктора набух, оба глаза заплыли, да так, что не помогали ни медные монеты, ни компресс, наскоро сделанный из намоченного холодной водой полотенца. Болело — страшно!
"И ведь не приляжешь! С момента как в Акви подсели чернорубашечники, — глаз не сомкнул, всё боялся, а вдруг… Вдруг прямо сейчас, как в американском кино появятся всадники с замотанными шарфами лицами, и начнут на полном скаку палить по окнам вагона из огромных револьверов. Даром что зарешёченные — так не бронированные же!"
И была эта тревога кондуктора, — человека малообразованного и впечатлительного, пусть и неглупого, иначе не стали бы держать на такой ответственной работе, — настолько сильна, что даже боль разбитого лица отступала временами.
"Хорошо ещё, что новые охранники не потребовали себе сидячих мест, так и стоят — рядовые в тамбурах, а капрал с лейтенантом — в коридоре. Молчат, почти не курят — вот дисциплина-то!"
Из соседнего купе послышалась какая-то возня и звук как от упавшего мешка с углём.
"Никак кто-то с полки сверзился? Пойду, посмотрю…" — с этой мыслью, кондуктор, шипя от боли, открыл дверь своего купе и выглянул в коридор. Последнее, что он увидел — рукоять пистолета, летящая прямо в его многострадальную переносицу. Остатки стремительно уходящего сознания зафиксировали возглас:
— Gefickte Scheisse! Verpiss dich!
И все кончилось.
Роберт посмотрел на часы — восемь минут одиннадцатого, скоро Кампо-Лигуре и ключевая точка безумного, в общем-то, плана, разработанного отмороженным на всю его британскую башку "геноссе Михаэлем". Совпадение нескольких обстоятельств позволяло провернуть всё дело практически "без шума и пыли", и с минимальными кровопусканиями. Взять хотя бы то, что подозреваемых, но ещё не осужденных возили в обычных купейных вагонах, разве что с решётками на окнах и дверями купе запирающимися только снаружи. Если бы "Инженера" этапировали в "кандальном"… Да-а-а… Пришлось бы как минимум отцеплять вагон от состава на ходу и забрасывать охрану и подконвойных через вентиляцию дымовыми шашками с какой-нибудь химической дрянью. С неясными шансами на успех.
"И вышел бы гребаный вестерн… со стрельбой и мордобоем!"
Но, поскольку обстоятельства оказались на стороне "университетской сборной", их нужно было использовать по максимуму. Тем более что британец настаивал — фактически требовал, сукин сын — сделать всё возможное, чтобы сохранить жизнь "Инженера". Пусть даже ценой своих собственных…
"И кем он англичанину приходится?"
А Венцель между тем безмятежно дымил в приоткрытое окно вагонного коридора.
"Ну ладно, хоть "Композитор" успокоился, а то ночью дрожал как рысак перед забегом".
Подойдя к Де Куртису, "лейтенант" быстро пожал ему предплечье и взглядом показал на часы обернувшемуся "сержанту".
"Пора!"