— Вот как? — старик казался действительно удивлённым. — Я был о нём худшего мнения, но… время идёт и, похоже, смерть пошла ему на пользу. Кстати, сколько у меня есть времени?
— Ещё десять минут, — ответил Додерер, взглянув на часы.
— Тогда оставь меня одного, сынок… Через десять минут я буду готов.
— Вы — Конрад Кёртнер? Инженер из Милана? — вошедший в четвёртое купе Венцель прямо с порога решил "взять быка за рога".
Высокий мужчина, с породистым лицом, на котором выделялся крупный нос, и намечающимися ранними залысинами по бокам высокого лба, медленно повернул голову в сторону Де Куртиса.
— За что вы его так? — Кёртнер проигнорировал обращённый к нему вопрос и задал свой, кивнув в сторону лежащего в луже крови тела рыжего карабинера. — Он был, в сущности, неплохой парень, столярничал в Риме, пока не потерял работу — от бескормицы пошёл в карабинеры, а вы его… бритвой по горлу…
— Он мне мешал, — пожал плечами Де Куртис. — Мог начать стрелять… В конце концов — он мог убить вас! — спокойствие "Инженера" и неуместность его тона могли вывести из себя даже каменную статую, что уж говорить о живом человеке, только что убившем другого человека и, мягко говоря, не испытавшем при этом удовольствия.
— Это вряд ли… Впрочем, грешно было бы предъявлять претензии людям, попытавшимся тебя спасти, не так ли? И, кстати, вы ничего не хотите мне сказать? — Де Куртис вдруг заметил, что перед ним сидит совершенно другой, нежели мгновение назад, мужчина — собранный, жёсткий, привыкший командовать, готовый воевать.
Такой резкий переход из одного состояния в другое оказался удивителен даже для видавшего виды итальянского социалиста, последние пять лет жившего на нелегальном положении.
"Вот это зверь… Хищник. Такой проглотит и не почешется".
— Да, то есть — хочу… — сказал Де Куртис, — вам привет от "Директора", товарищ "Этьен".
6
— Смотри! Вот, кажется, и наш паровоз… — Удо Румменигге затушил сигарету о подошву армейского ботинка и сплюнул на гравий железнодорожной насыпи. Яббо не откликался, задремав, как и сидел, на расстеленном поверх большого камня носовом платке.
— Эй,
"Что пять лет назад, что сейчас — никакой разницы. Пошипит, поплюётся кипятком и, глядишь, минут через десять — добрейший человек, — Фёллер, большую часть ночи провёл за рулём, и действительно очень хотел спать. Но ещё больше ему хотелось поддразнить заводного товарища, как когда-то в юности. — Впрочем, время ли сейчас для дружеских подначек? " — подумал он и медленно открыл глаза.
— И что мы кричим, как на митинге? Тебе-то хорошо… У тебя глаза острые — с такого расстояния поезд разглядеть. А мне недостаток остроты зрения приходится компенсировать ловкостью, — Яббо с хрустом потянулся, встал и, аккуратно свернув по сгибам, сунул носовой платок в карман.
— Ты знак на телеграфном столбе хорошо закрепил? — не унимался Удо. — Ветром от проходящего поезда не сорвёт?
— От этого, точно нет. Это тебе не новый фашистский электропоезд, который шпарит со скоростью гоночного автомобиля… — Фёллер, с его выдержкой и чувством времени, мог позволить себе слегка понагнетать. — Что Удо, хочешь покататься на фашистском электропоезде?
— Du gehst mir auf die Eier! Как ты мне надоел, Яббо! Столько лет тебя не видел и, поверь, с удовольствием обождал бы еще столько же… Если бы не Баст, хрен бы я стал возобновлять с тобой знакомство! На фига ты мне сдался? — невысокий и подвижный как ртуть, крепыш Румменигге буквально подпрыгивал от нетерпения.
— Не светись, Удо… Они прошли контрольную точку… Ещё немного… Есть! Концевой вагон отцепили, — рука Фёллера легла на плечо друга. — Ещё несколько минут и…
Грохоча на стыках рельсового полотна, поезд проследовал мимо затаившихся у насыпи людей. Хвостовой вагон уже отставал на добрую сотню метров. Удачно выбранное место — небольшой подъём тормозил его движение. А тут ещё и стрелка на редко используемый участок пути. Именно к ней сейчас бегом кинулись Фёллер и Румменигге. Навалились, перекинули тяжёлый рычаг с противовесом, убедились, что остряки вышли в нужное положение и указатель перевода встал плоской стороной… Выдохнули и дружно полезли за сигаретами, когда отцепленный вагон медленно, тренькнув на стрелке, покатился в сторону от основного пути. Туда, где на дороге уже стояли два "Фиата", в одном из них дремал, положив на колени "Виллар-Перозу", отличный парень из Кракова. Худой как телеграфный столб и рыжий как лис — Людвиг Бел.
7.
"Ну, почему так?!"