Техника игры в блинчики

— Испугалась? — спросила Герда, кладя руку на "лейку", висевшую на шее. Сам аппарат болтался чуть ниже небольших грудей, топорщивших оливкового цвета мужскую блузу.

— И не вздумай! — покачала головой Кайзерина, доставая из кармана сигареты. У нее на дорожной юбке накладные карманы, как на офицерском френче, весьма удобная вещь: всегда есть куда положить сигареты и спички. — Будешь?

— Буду, — Герда подошла и спокойно взяла из пачки сигаретку. На красивых губах блуждала улыбка, глаза сияли. — Хороший выйдет снимок, — кивнула она на женщин, стоявших в очереди к огневому рубежу, и закурила.

"Испанские женщины учатся стрелять из винтовки… не снимая каблуков".

— Да, — согласилась Кайзерина. — Хочешь, пристрою в Вене?

— Не надо, — качнула головой маленькая Герда. — Я печатаюсь только в "Ce Soir".

"В этот вечер", — машинально перевела на русский Ольга. — Простенько и со вкусом…

Было жарко, пахло солью и горячим песком. Стрельбище — небольшая лужайка с пожелтевшей от зноя травой — находилось почти на берегу моря.

Выстрел. Выстрел. Еще…

"Интересно, — подумала Ольга, медленно, с наслаждением, затягиваясь и наблюдая из-под полуопущенных ресниц, как стреляют испанские дамочки. — Интересно, а как здесь было тогда?"

Мятеж вспыхнул 9 июля. Девятого, а не семнадцатого, как случилось в ее прежней жизни. Но дело не в датах, хотя разница в восемь дней тоже кое о чем говорит, дело в другом. Девятого здесь стреляли. Говорят, в Барселоне были нешуточные бои, и то, что легитимисты город удержали, скорее чудо. Однако задумалась Ольга не об этом. Думала она об Олеге и Степане, которые оба два именно в Барселоне и встретили начало гражданской войны. Впрочем, не так. Если честно, о Степане Ольга вспомнила не сразу, а чуть погодя, потому что думала она на самом деле только об Олеге.

"Олег…"

Самое интересное, что не выгони он ее тогда из Испании, девятого она бы тоже оказалась в Барсе… Но не сложилось: приехала четвертого, уехала шестого. Однако в памяти, в ее странной — "легкой" — памяти, ничего не пропускающей, но многое скрывающей до времени в жемчужных туманах "как бы забвения", в этой вот "девичьей" памяти Ольги-Кайзерины та история начиналась едва ли не на неделю раньше…

* * *

А-а-а… я улетаю… и к вам не вернусь…

Сон приснился по пути из Бургаса в Ираклион, где они должны были пересесть на итальянский пароход, идущий в Мессину. Приснился, оставив странное ощущение в груди и породив еще более странные мысли. Особенно запомнился полет…

А-а-а… я улетаю… и к вам не вернусь… — она выворачивает руль, и "Майбах" срывается с полотна шоссе, — устремляясь в свой первый и последний полет… к солнцу, стоящему в зените, в голубизну неба и… в темную синь моря…

Проснулась сама не своя, но потом подышала носом, подумала, выкурила пахитосу и пришла к выводу, что все нормально. Никто ведь ее еще не преследует, и не стреляет по "Майбаху", да и "Майбаха" никакого у нее пока нет. Но обязательно будет и не потому, что ей так хочется "полетать", а потому, что идея хорошая. Богатая идея: красивая машина для красивой женщины… Очень даже!..

"Нас пугают, а мне… не страшно".

И правда — страха не было. Колыхнулось что-то в самом начале и ушло — как… утренний туман. Она даже не удивилась, привыкла потихоньку: за полгода-то как не привыкнуть.

Кейт поднялась на палубу, оставив Вильду досыпать, постояла у ограждения фальшборта, глядя на море и встающее над ним солнце.

"Странно, — думала она, подставляя разгоряченное лицо ветру, выудив из кармана летнего пальто небольшую — всего-то двести грамм — серебряную фляжку. — Добро бы одни ужасы снились…"

Но снилось разное. И, обдумав сновидения еще раз — на трезвую голову, так сказать, — Кейт решила: "не стоит зацикливаться", — и выбросила весь этот бред из своей чудной во всех отношениях головы. Красивой, умной, умеющей целоваться, петь под гитару и сквернословить, очаровывать и испепелять взглядом, и много еще на что способной. Выбросила и забыла, совсем. Как отрезало. И не вспомнила до самой Барселоны, куда прибыла четвертого июля, отправив Вильду из Таранто морем в Геную, а оттуда уже — "рукой подать" — поездом до Мюнхена.

Вильда уехала. Ее и уговаривать не пришлось. "Девушка" загорелась вдруг идеей "проявить самостоятельность" и, раз уж так получается, — посмотреть заодно, в смысле по дороге, все эти — или пусть только "некоторые из" — замечательные города и городки северной Италии, с весьма увлекательными для читающей публики названиями: Парма, Верона, Брешия или, скажем, Бергамо…