Уехала… А Кайзерина продолжила свой путь в Испанию. И вечером четвертого обнимала уже, — сгорая от страсти и изнемогая от нежности, — своего "кузена Баста". Потом пришла ночь — жаркая, каталонская, — плывущая огромной ленивой птицей. Ночь бродила в крови хмелем любви, наполняя тела и души желанием, опьяняя, сводя с ума и напоминая двум грешникам в истинно католической стране, что есть настоящий Рай.
— К утренней мессе мы не пойдем, — улыбнулся на ее, весьма поэтическое, описание их "буйства" Себастиан. — Как думаешь, Кисси, обойдутся они без двух еретиков?
Днем — уже пятого — они гуляли по городу вдвоем, а потом и втроем, но и тогда она ни разу не вспомнила о странных снах. Да и с чего бы вдруг? Ей было удивительно хорошо, легко и весело, так зачем углубляться в психоанализ? Смеялись как дети. Степан рассказывал "настоящие" английские анекдоты…
"Мило…"
"Очень мило…"
— Как, кстати, развивается твой роман с товарищем Рощиным? — неожиданно спросил Баст и посмотрел на Кисси поверх стакана с белым вином. Трезво посмотрел, смягчив серьезность вопроса лишь улыбкой и выбором лексических единиц.
— Развивается… — Кейт пригубила вино. Оно было выше всех похвал, хотя, казалось бы, ей ли, уроженке одного из лучших в мире винодельческих районов, восхищаться чужими достижениями?!
— А именно? — Баст был вполне невозмутим.
— Проклюнулись через месяц и предложили встретиться. Я бросила им горсть вшей и предложила подумать о чем-нибудь другом.
— Ну и? — подался к ней Степан.
— А ничего! — улыбнулась она "рассеянно" и сделала еще глоток. — Куда они денутся после таких откровений? Информация, как мы и договаривались, весьма разнообразная, но о том, кто им ее поставляет и почему, судить трудно. Этакий собирательный образ… — усмехнулась она, "переходя к делу". — Не коммунист, но антифашист… не военный, но кто-то имеющий серьезные источники в военном министерстве… Не женщина, разумеется… Такой ужас им и в голову не придет. С креативностью-то у господ товарищей не так, чтоб очень. Думаю, сейчас, когда вернусь в Австрию, снова предложат встретиться. Уж больно от меня им жирные куски перепадают.
— Тебе что-то не нравится? — прямо спросил Матвеев, вполне оценивший и иронию, и все прочее. С ним-то Кайзерина всех тонкостей своего отношения к Сталину и компании ни разу, кажется, не обсуждала, вот он и насторожился.
— Не многовато ли мы им дали? В смысле даем? — вопросом на вопрос ответила Кейт и бестрепетно встретила "твердый" взгляд Степана.
— Да нет, — покачал головой Баст. — Я думаю, в самый раз. Витя ведь почти то же самое англичанам слил, а мы со Степой через Португалию — американцам. Так что паритет соблюден…
— Ну, разве что…
А вот ночью…
— Сны, — сказал Баст, выслушав ее рассказ. — Сны снятся всем. Нет, нет! — остановил он ее. — Я все правильно понял и говорю именно о таких, особых, снах, как у тебя, — он потянулся к прикроватному столику и взял из раскрытого портсигара сигарету. — Мне снится, Степану — только он никому не рассказывает — Витьке Федорчуку…
— Татьяне тоже, — припомнила Кейт один случайный разговор.
— Ну, вот видишь! — Баст закурил и снова посмотрел на нее. — Возможно, это что-то значит, а может быть, и нет. Случайность или целенаправленный поиск закономерностей там, где их нет? Игра просвещенного разума… Мы ведь знаем, что происходит и что может из-за этого случиться с каждым из нас и со всеми вместе.
— Тебе налить? — спросил он, вставая с кровати.
— Налей.
У Баста была фигура настоящего спортсмена. Широкие плечи, мускулистая спина, крепкий — "мужской" — зад и длинные с выраженными структурами мышц ноги. Германский бог… Но он, и в самом деле, мог бы представлять лицо хоть третьего рейха, хоть седой германской старины. Die blonde Bestie — белокурая бестия…
— Я в мистику не верю, — сказал он, не оборачиваясь, но ей показалось, что Баст улыбается. Не ей. Сейчас не ей, но улыбается.
Стоит у стола, пуская через плечо сигаретный дым, разливает по бокалам каталонскую каву, улыбается и говорит:
— Понимаешь, не могу себя заставить. Не верю я во все эти сказки, хоть и было что-то у нас у всех… — он обернулся и улыбнулся уже ей, не вынимая изo рта дымящуюся сигарету. — Я имею в виду при переходе, — и посмотрел прямо в глаза, приглашая включиться в обсуждение, ею же самой поднятого вопроса.