Техника игры в блинчики

История изменялась на глазах, но, скорее всего, они не знали даже сотой доли истины. Просто потому, что не могли сравнить "образ результата" с эталонным образцом. Не было под рукой не то, что Интернета с Википедией, даже завалящего справочника по новейшей истории не имелось. Вот иди и проверяй, что там да как! Но даже если и впрямь "не так", значит ли это что-то или не значит ничего?

Мятеж в Испании, вроде бы, начался на неделю раньше. Это что-то меняет? Возможно. Может быть. Но определенно многое меняет прямое вмешательство СССР, которое было бы невозможно, не займи Франция активную антинемецкую позицию. А это, в свою очередь, напрямую связано с грянувшим не вовремя Судетским кризисом. Но кризис случился, не в последнюю очередь потому, что в Праге убили Генлейна…

"Господи!"

А ведь кроме прочего намечался серьезнейший кризис в отношениях Франции и Великобритании, и в отсутствии партнера на континенте "старая добрая" Англия очень нервно реагировала на возрастание американской военной мощи. А раз так, взгляд ее все чаще устремлялся на Дальний Восток, где подрастал еще один "морской дракон". И никто не исключает пока возможности того, что в отсутствие Антанты Британская империя не сольется в объятиях "сердечного согласия" с Германией и Японией. А такой союз будет пострашнее "Оси".

От подобных размышлений крыша готова поехать, да и ехала временами. Быть творцом истории оказалось опасным и довольно утомительным занятием. Но следовало признать, так интересно Олег не жил никогда.

Он доел суп: горячий, ароматный, с сыром пармезан и белым, утренней выпечки, хлебом, — и почувствовал себя в силах "вернуться" к письму. Выпил немного коньяка — сегодняшний день без споров назначен выходным — раскурил "гавану" и вытащил из внутреннего кармана пиджака письмо от Ольги.

По условиям игры Китти оставляла ему записочки и письма в отелях, где ночевала хотя бы одну ночь, или пересылала весточки через Вильду, которая не в пример "кузине Кисси" путешествовала куда меньше. Таких "писем" от Кайзерины Баст получил за последнюю неделю целых три. По ним можно проследить — хотя бы и самым поверхностным образом — за ходом перемещений баронессы, узнать о состоянии ее здоровья и превалирующей ноте в часто меняющемся "капризном" настроении, ну и почерпнуть еще кое-какие сведения "открытого" и "закрытого" характера. Однако сейчас речь шла совсем о другом письме. В последнее время — с мая месяца, если быть точным — они стали обмениваться особыми "les lettres". О, нет, ничего подозрительного в этих письмах, посылаемых через Главный почтамт Парижа — до востребования — разумеется, не содержалось. Но, тем не менее…

… вчера я задумалась о Рефлексии, — писала Кайзерина по-немецки четким чуть резковатым почерком. — Ты как-то заметил, мой друг, что в рамках "способности к познанию" Рефлексия выступает как проявление метакогниции. Рассматривая теперь эту мысль, я прихожу к выводу, что, возможно, Тейяр де Шарден не так и далек от истины, когда говорит…

И дальше, дальше, дальше… Одиннадцать страниц великолепного философского текста, еще одна глава изысканно-тонкого и глубокого романа в письмах — самого впечатляющего объяснения в любви, какое было известно Олегу. Ольга начала эту переписку как бы "в шутку", но очень скоро "шутки кончились"…

4. Ольга Ремизова, Мадрид, Испанская республика, 22 декабря 1936

Ночь выдалась холодная, но ясная. Ольга погасила свет в комнате, раздернула плотные шторы, и открыла балконную дверь. Ветра не было, но с улицы дохнуло вполне зимней стынью. Мадрид конечно не Вена, но зима — она и в Африке… бывает.

Ольга выдвинула на балкон матрас, заранее припасенный для таких оказий, и выползла сама. Если не поднимать головы, не садиться и, тем более, не вставать, то и патрули, постоянно проходящие внизу, ничего не заметят. Можно даже покурить в кулак, но очень осторожно. Республиканцам везде мерещатся агенты фалангистов. Чуть увидят где свет, сразу начинают палить прямо по окнам, а разбираются — типа, и кто это тут подает сигналы фашистской авиации? — уже потом, чаще всего над телом "предателя". "Пятая колонна", "Но пасаран!", то да се…

А ночь выдалась чудная. Высокое небо сплошь в звездах, крупных — по-южному ярких, а между звезд скользят невесомые тени. То ли легкая дымка стелется над крышами домов, то ли птицы летают, то ли призраки…

"А я лежу на спине, как какой-нибудь Андрей Болконский, гляжу на это вечное небо и понимаю, какая я на самом деле мелкая и недолгоживущая тварь… Нет, не так! Я тварь божья, им сотворенная в непостижимой мудрости и с неизвестным расчетом и…"

Ее опять пробило на "философию", и это было скорее грустно чем смешно.

"Это от одиночества, — решила Кайзерина. — И от трезвости".