Техника игры в блинчики

Черт его знает, как это у них "сложилось". По идее, никак не должно было, ведь у Тани — так, во всяком случае, полагал Виктор — был давний, еще из прошлого-будущего, роман с Олегом. Но "роман", похоже, не задался, а потом началось чудовищное "головокружение от успехов", когда вокруг новой звезды — "спортсменки, комсомолки и просто красавицы" — тучей мотыльков вокруг зехофской лампы закружились не одни только "пикассы" и "шевалье", но и прочие разные красавцы с громкими и не слишком именами. Нет, могло, разумеется, "бросить" как-нибудь ненароком друг другу в объятия. С пьяных глаз, скажем, или от тоски и одиночества, и вообще, когда два человека — мужчина и женщина — так часто и подолгу остаются тет-а-тет, ничего иного и ожидать не приходится. Но именно этого-то Виктор и не хотел, особенно учитывая события, однажды имевшие место в "домике в Арденнах". Не хотел, не желал… И стойко держал дистанцию, сохраняя независимость и "профессиональную отстраненность" от сферы личной жизни Татьяны, скоро и драматически преобразившейся в совершенно нового человека — актрису и разведчицу Викторию Фар. И вот в эту женщину он умудрился, в конце концов, влюбиться, обнаружив — совершенно, следует заметить, неожиданно для самого себя — что не только любит, как давно уже никого не любил, но и любим. И опять же не абы как, а так, как каждый мужчина мечтает — пусть даже и в тайне от себя самого — быть любимым.

"Любовь морковь…" — но иронии не получилось.

Он знал уже, что дело серьезно, и не тешил себя иллюзиями. Влюблен, любит, любим… И так двадцать четыре часа в сутки… Сходя с ума, если она ушла на прием, в гости — или еще куда — одна, без него… Раздражаясь ее "капризам" и прощая все за одну лишь улыбку… Наслаждаясь разговорами с ней не меньше, чем близостью… Любуясь, негодуя, вновь раздражаясь, матерясь сквозь зубы и гневаясь… Восхищаясь и растворяясь в ее улыбке и сиянии голубых глаз…

"Дурдом…" — но влюбленные безумны, не правда ли?

После игры в снежки, стрельбы и выпитой прямо на морозе еще одной бутылки вина, страсть охватила их, едва они переступили порог спальни, и не оставляла до рассвета — позднего, но невероятно солнечного. Потом в нежной тишине зимнего утра, пронизанного солнечными лучами, во все горло "распевавшими" "аллилуйя" и "возрадуйся", зазвонили церковные колокола и началось рождество, которое они, — имея теперь в виду и хозяйку дома — завершили ужином по-немецки. Впрочем, не обошлось и без нарушения традиций. С одной стороны, в Германии предпочитают не путать рождественский обед, изобилующий плотными сытными и, чего уж там, жирными блюдами, с легким ужином. А во-вторых, ужин обязательно заканчивается до полуночи. Но за стол — по разным причинам — сели только в девятом часу, так что запеченную утку подали в начале десятого, а за традиционный кекс "штолен" и печенье с корицей, ванилью и сухофруктами взялись и вовсе в одиннадцать.

Пили глинтвейн, ели сладкое печенье и шоколадный "Sachertorte", шутили и смеялись, и снова гуляли — на этот раз под падающим в темноте снегом — и пили под защитой сосновых крон французский коньяк. А вернувшись в дом, возобновили чаепитие, затянувшееся далеко за полночь и вскоре превратившееся в удивительно душевную пьянку, когда пьют не от желания напиться, а просто, потому что настроение хорошее и пьется легко и весело. Но, в конце концов, вечеринка все-таки завершилась, и случилось это совсем не так, как ожидалось.

Было уже около двух часов ночи, когда Вильда неожиданно придумала слушать радио. В гостиной стоял огромный приемник фирмы "Телефункен". Солидное сооружение в корпусе из полированного орехового дерева, имевшее то преимущество, что кроме хваленой немецкой техники — и не зря хваленой, если по совести — имелась в комплекте и хорошая, правильная антенна, вынесенная на высокую многощипцовую крышу.

Вильда включила радиоприемник и начала вращать верньер в поисках работающей радиостанции. Голосов в эфире, как ни странно, оказалось совсем немало, но в большинстве случаев условия приема оставляли желать лучшего. Тем не менее, кое-что звучало все-таки вполне разборчиво. Довольно хорошо оказалась слышна, например, очередная "истерика" Фюрера германской нации, транслировавшаяся Берлином, должно быть в записи, так как в два часа ночи предполагать "прямой эфир" с рейхсканцлером весьма опрометчиво. Еще ясно слышен был какой-то тип, бодро трепавшийся на итальянском, но нормальные новости удалось услышать только из Вены. То есть, сначала никто о новостях и не подумал. Слушали музыку. Австрийцы — но тогда никто еще не знал, кому принадлежит эта волна — транслировали "Сказки венского леса" Штрауса-сына в чудном симфоническом исполнении. Однако вскоре, вслед за музыкой, пошли новости…

… перестрелка… Артиллерия чешской армии открыла огонь по австрийской территории, при этом несколько снарядов разорвались на улицах Цирнрайта…