"Ну, да, он же белый офицер, — напомнила себе Кейт. — Наверняка знает французский язык с детства. Гувернантки, то да се…"
— А я думал по-болгарски то же самое… — смутился Алекс.
Вообще-то ему было под сорок, и имя Александр — да еще и по-русски, с отчеством — подошло бы Тревисину куда больше, но все — здесь, в госпитале, — называли его на французский манер Алексом, и он, разумеется, не возражал. Привык, должно быть, за столько-то лет!
— Алекс, — через силу улыбнулась Кейт. — Я же вам уже объясняла, я австриячка, а никакая не болгарка.
— Извините! — вполне искренне расстроился Тревисин, но Кейт отчего-то показалось, что Алекс лукавит. Он был не прост, этот белогвардеец, сражавшийся теперь в Испании против националистов. Совсем непрост, и возможно, не столько специально, сколько по привычке все время проверял вся и всех. Но, в любом случае — права она или нет — с ним стоило держать ухо востро, ведь как узнать, на кого он по-настоящему работает?
— Извините!
— Не за что, — еще раз попыталась улыбнуться Кайзерина. — Помогайте!
Она всерьёз оперлась на предложенную руку, и пошла с Алексом к асьенде. Тревисин заметно прихрамывал — последствия ранения под Заморой во время атаки 14-й интербригады, но уже шел на поправку. А воевал он, что любопытно, в том самом батальоне "Марсельеза", командиром которого при столь драматических обстоятельствах стал ее знакомец по ранней осени в Барселоне — капитан Натан.
Однако ей сейчас было не до ассоциаций и аналогий: плечо разболелось, голова кружилась, перед глазами — мелькали черные мухи. И даже капли дождя, падавшие на лицо, никак не могли "пробудить" Кейт от овладевшего ею морока. Она то задремывала на ходу, то приходила в себя, вздрагивая и окунаясь в одолевавшую боль. Да и Тревисин, понимавший, без сомнения, в каком она находится состоянии, оказался тверд и последователен в желании с миром доставить Кайзерину на место, то есть, в госпиталь, в палату, на койку…
За четверть часа они доковыляли — с остановками и отдыхом — до ее "кельи", и, благодарно посмотрев на спутника, Кейт опустилась на кровать и потеряла сознание.
Глава 9
1.
Летели через Марсель, но на побережье бушевала гроза, и вылететь в Барселону сразу после заправки не удалось. А потом стало поздно, поскольку ночные полеты в Испанию, где, между прочим, шла война, не практиковались. Гражданскими летчиками не практиковались. А так что ж… Но они не были военными, а потому заночевали в Марселе, и ранним утром — как раз утих дождь, и небо немного очистилось — "рванули на юг". На юго-запад, разумеется, но кто будет придираться!
А в Барселоне… Ну, в принципе, затем они и летели в Испанию. Первый концерт дали уже в полдень. И никакой сиесты, что характерно! Впрочем, на дворе зима, и всю прошедшую неделю лили дожди. На городских улицах сыро и холодно, небо пасмурное, настроение — мрак, но Виктория собралась — а это и само по себе чудо, на которое стоило посмотреть, хотя и не многие сподобились, — и вышла на сцену старого варьете на Рамблес. Вышла, посмотрела в зал и… улыбнулась. Зал взорвался аплодисментами, а она запела "Одна под дождем" — новую песню из нового фильма, так славно перекликавшуюся с ее первым шлягером про танец под дождем. Как и следовало ожидать, Виктория была великолепна, и зал буквально трясло от любви и восторга, хотя большинство зрителей были в форме и при оружии. О чем им, казалось бы, думать кроме войны и смерти? Впрочем, вели они себя вполне целомудренно: и коммунисты, и анархисты, и "прочие все" боготворили Викторию, дружно забыв о партийных разногласиях, и чуть что, начинали скандировать: "La rubia Victoria! La rubia Victoria! La rubia Victoria!" И она расцвела на глазах, впитав восторг толпы, и "поднялась" еще выше, туда, где речь шла не о голосе уже или внешности, а о душе и Даре. И "Бела Чао", которую они с Раймоном с октября тридцать шестого готовили специально для Испании, прозвучала так, что зал просто сошел с ума!
Аплодировали стоя, свистели, вопили, что-то неразборчивое скандировали… Бросали цветы, их оказалось неожиданно много, и даже пару раз — из полноты чувств, наверное, выстрелили в потолок.
— Как я тебе? — спросила Виктория в авто по дороге в отель.
— Грандиозно! — совершенно искренне ответил Раймон, поднося огонь зажигалки к сигарете в мундштуке черного янтаря.
"Довольно стильно и настолько же дорого… Соревнование с "Кузиной Кисси" продолжается…" — усмехнулся он мысленно, наблюдая за тем, как закуривает Виктория.
— Да, неплохо получилось… очень эмоциональная публика… "сопереживательная"… У тебя, кажется, есть НЗ, ведь так?
— У меня есть НЗ, — вздохнул Раймон, но все-таки достал из кармана пиджака фляжку и передал Виктории.