Техногнозис: миф, магия и мистицизм в информационную эпоху

Это, конечно, уже слишком, но если вы еще сохраняете самообладание, вы не можете не признать, что логика Моравека дьявольски привлекательна. Для начала мы уже живем в весьма разнообразной виртуальной реальности: образы, звуки, текстуры и запахи — все это призраки в мозге, составленные из ранее существовавших концептуальных паттернов и входных сигналов, которые мы получаем от органов чувств, оформляющих эти сигналы «на лету». Эти сигналы несут в себе не сами предметы, а только информацию о том, как мы готовы взаимодействовать с этими вещами. С этой точки зрения ощущение «я» — это своего рода пена, которая формируется на поверхности бурлящего варева памяти, восприятия и разнообразных рекурсивных циклов. И поскольку нет ничего магического в процессе, который создает сознание из работы наших нервных сетей, тогда теоретически ничто не должно мешать перенесению всех этих виртуальных токов прямо внутрь достаточно детализированной копии. На самом деле этот перенос может улучшить положение вещей. Мы будем сидеть и смотреть на то, как наш труп, лишенный мозга, бьется в последних спазмах, взирать на то, что было нашим телом, глазами киборга, как астральные путешественники.

Конечно, жуткий полет фантазии Моравека неизбежно порождает бесконечные вопросы. В эпоху, когда тематические парки аттракционов и «обучающие развлечения»[35] подменяют историю, когда электроника и компьютерные приспособления чем дальше, тем больше вытесняют плотный опыт, надежды Моравека на онтологическую силу симуляции кажутся частью повсеместного неприятия требований физического мира. Можем ли мы так просто выдернуть сознание из его плотного, плотского контекста или идентифицировать реальность со способностью производить восприятие реальности?

Как мы можем столь уверенно идентифицировать себя с познавательной способностью и игнорировать эмоциональные и трансперсональные элементы сознания? Более того, психонейроиммунологи утверждают, что тело мыслит как целое, что познавательная деятельность не ограничивается мозгом, но появляется во всей «экосистеме» плоти. Другие нейрологи считают, что эмоции, это пугало экстропианской психологии, играют фундаментальную конструктивную роль в человеческом мышлении. Более того, люди, посвятившие себя медитации, и мистики всего мира часто приходят к выводу, что существует множество уровней сознания, которые можно открыть посредством интроспекции, состояния, которые, даже если их и можно измерить, нельзя просто отождествить с шумной концептуальной активностью, на которой фокусируется когнитивистика и которую хочет симулировать Моравек.

Настоящее чудо в другом: информационная технология позволяет даже самым махровым материалистам еще раз соблазниться древней мечтой о том, как бы протащить бестелесную искру мимо зияющей пасти смерти. Во вступлении к своей книге Моравек заявляет, что больше не нужно принимать «мистическую или религиозную позу», для того чтобы представить освобождение нашего мыслительного процесса от «оков смертного тела». Моравек также отвечает Регису: мечта об отгрузке — это «на самом деле разновидность христианской фантазии о том, как стать чистым духом»¹⁰⁴.

Это заявление требует более подробного теологического анализа. Ибо, несмотря на все презрение к телу, ортодоксальная христианская «фантазия» принимает всю физическую реальность тварного мира и настаивает на том, что спасенные снова оденутся в плоть, когда после Судного дня явится совершенный мир. Важнее то, что осевым воззрением христианства является вера в воплощение Христа в человеческом теле, которое страдает, умирает и воскресает. В католическом причастии тело Иисуса буквально являет себя в виде кусочка хлеба через чудо пресуществления. В соответствии со сведениями о ересях, почерпнутыми у отцов церкви, многие гностики не принимали образ физически страдающего Спасителя.

Если верить не вполне надежным сведениям, сообщаемым святым Августином, некоторые гностики заявляли, что Христос «на самом деле существовал не во плоти, а в иллюзорном образе плотской формы, обманывающей человеческие чувства, и поэтому его смерть и воскрешение были иллюзорными»¹⁰⁵. Даже Августин, бывший некогда манихеем, не испытывал особой радости по поводу мозолистого мешка, наполненного мочой и нечистотами, в который мы все облачены, поносит гностиков за их представление докетизма[36] о Christos Simulacrum, иллюзорном Христе.