– Кому это он? – спросил Ворон у Ники.
Ника пожала плечами. Она подумала, что и Художник подозревает какой-то подвох. Ну, действительно, не могли же они вот так просто попасть в неведомый мир, в точности такой, каким он был на картине.
– Где мы? – тихо спросила у Ворона Ника.
– Потомок знает, – многозначительно ответил Ворон, глядя на Художника.
– Какой потомок? – не поняла Ника.
– Потомок самого мастера, – подобострастно закатив глаза, сказал Ворон, – сына нотариуса из Винчи. Я вижу в нем его черты. Он тоже внебрачный сын, он тоже – творец. Его глаза, как окна души охватывают красоту всего мира…
Эдгар, давно прекративший орать в пустоту, подошел в упор к Ворону. Но тот тут же умолк, разглядывая, в свою очередь Художника.
– Вы все продолжаете… беседу? И о чем он Вам говорит?
– Ну, – сбивчиво пересказала ему Ника, – говорит, что Вы – потомок сына какого-то нотариуса из «Вичи».
Эдгар удивленно поднял брови так, что его очки съехали на кончик носа. Пришлось спешно возвращать их на место, пока те не сбежали вовсе.
– Уж если на то пошло, то не «Вичи», а Винчи. Ну, Леонардо да Винчи. Художник такой был знаменитый. Джоконда… и все такое. Ворон считает, что я его потомок? Забавно. У Вас, Ника, галлюцинации, похоже, от температуры?
– Он не потомок? – в свою очередь удивилась птица. – Но ведь он же создал изображение этого места?
Ника кивнула. Ей не очень хотелось продолжать этот странный разговор, когда Художник слышал от ворона только карканье. Может, действительно, у нее жар?
– Все это, действительно, – рассуждал Художник, задумчиво оглядывая окрестности, – похоже на картину, одного из моих миров. Но я не понимаю…
– Чтобы ему понять, достаточно хорошо видеть, – презрительно изрек ворон. – Художник – обладатель всего, что только можно помыслить…
– Прекрати нести чушь! – строго прервала его Ника. – Не хочешь ли ты сказать, что мы попали в картину вот этого, – она обличительно ткнула пальцем в бок Эдгара, – так сказать художника?
– «Так сказать художника»? Ну надо же! – возмутился Эдгар, – она даже в бреду меня оскорбляет, чучело!
Ворон испуганно вспорхнул. Но, быстро поняв, что с чучелом человек погорячился, и угрозы нигде не видно, вернулся на место.
Художник, тем временем, кипятился:
– Ну ok, может быть, у Вас есть теория, как же мы сюда по-Вашему попали? Или, может, спросите у птички?
– Уж нет,– сухо ответил ворон, – об этом нужно спрашивать у той, которая постоянно попадает…
Ника, сконфузившись, отступила на шаг.
– Однако, – не унимался Художник, – неважно, где мы оказались. Главное другое – назад теперь как?
Птица важно ответила:
– Я знаю много, но не знаю еще больше.
Ника выжидающе уставилась на каркающего философа. Однако ворону беседа, похоже, наскучила. Он, взмахнув широкими крыльями, стремительно взмыл и полетел вглубь оазиса.
Когда птица скрылась из вида, Ника пробормотала:
– Да не знает он ни черта…
Эдгар, почему-то, согласно кивнул.
–Надо как-то выбираться. Ты пить не хочешь?
Ника тут же поняла, что действительно, губы у нее пересохли, и она очень хочет пить. В рюкзаке Художника как нельзя кстати оказалась объемистая спортивная бутылка. Формой, как в кулере, только маленькая, на пару литров. Утолив жажду, они приняли решение идти к руинам. Ну, не в пустыню же с зыбучими песками…
Не пройдя и десяти шагов, они с изумлением поняли, что местная трава не такая простая. Она цеплялась за их ноги так, будто пыталась удержать. Каждый новый шаг давался все с большим трудом. Так очень скоро они встали, не в силах пошевелиться. А при попытке сделать шаг назад, трава внезапно разжимала стальные объятья. Но при первом же движении к руинам трава вновь цеплялась, оплетая лодыжки мертвой хваткой. Создавалось впечатление, что, если они не хотят увязнуть в этой травяной мышеловке, остается одно – возвратиться назад к валунам. Положение казалось безвыходным. Бороться за путь к руинам было бессмысленно – они безжизненной грудой высились почти на краю горизонта. К тому же вечерело. Оказалось, что светило довольно быстро завершает свое шествие и уже клонится к закату. Добравшись до валунов, они побродили вдоль своеобразного каменного ограждения оазиса и наткнулись на ветки сухого кустарника, из которого Эдгару удалось соорудить небольшой костер. В походном рюкзаке молодого человека нашлась зажигалка.
– От хищников, – пояснил он.
– А на этой Вашей картине, – подозрительно спросила Ника, – что же, и хищники были?
– Откуда мне знать, – раздраженно развел он руками, – Я же не заглядывал за… рамку… Ну, в смысле, я рисовал только фрагмент фантастического мира. Например, я понятия не имел, что это оазис и позади – вот такое, – он указал на пустыню.
– Интересные у Вас картины, – задумчиво промолвила Ника. – Почему миры?
– Да, – застенчиво повинился Художник, – Знаете ли, я не люблю людей.
– Мизантроп? – поинтересовалась Ника.
– Да нет, – окончательно смутился он, – не до такой степени. Просто, не люблю людей. Я рисовал свои миры, чтобы уйти от общения. У меня как-то с людьми всю жизнь не ладилось. С девушками тоже… не очень…