А если верить данным БИУС, навстречу «Избушке» со стороны Байтбриджа летело звено… Сколько-сколько? Два звена! Восемь ударных вертолетов.
Минут через пять-шесть они могут пустить ракеты.
Вот ты и допрыгался, котик.
– Не отобьемся… – обреченно пробормотал Леха. – Ты что творишь, красавица?! – рявкнул он так, что внутри черепа загудело, а перед глазами запрыгали черточки и закорючки. Пришлось отпустить кресло и схватиться за голову. – Какого черта?!
– Действую по твоему плану, милый.
– Какой я тебе милый?! Да нас же сейчас… Да мать твою… Да что же это такое?! Кто разрешил?! Зачем?!
Рамона обернулась к нему, и Леха умолк. Девушку было не узнать. Лицо ее сильно осунулось, под глазами залегли глубокие тени, зрачки лихорадочно блестели. И что-то уже нешуточно собачье прорезалось в ней, опасное, хищное, такую руками лучше не трогать. Волосы она собрала в хвост, словно чтобы подчеркнуть свой новый облик, но Леха понял сразу, в одном мгновенном озарении: это не ради имиджа.
Это для боя.
– Нет времени, – сказала она. – Покинуть машину!
«Избушка» остановилась, пол ушел из-под ног – шагоход садился на корточки.
– И ты первая! – сварливо заявил Леха. – Натворила черт знает чего, а мне отвечать! Я тут командир! Экипаж! Покинуть машину!
Никто его не послушался. Сара была занята: боролась с икотой. А Рамона вздохнула, как-то очень по-взрослому, тяжело выбралась из кресла и уставилась на Леху снизу вверх, будто на недоделанного.
– Чего не ясно-то? – спросил он.
– Всё ясно, милый.
Девушка подошла к Саре, рывком поставила ее на ноги, а потом что-то такое с ней сделала, что та взвыла и сама очень резво полезла наверх, в люк. Рамона только слегка ее подтолкнула, выбралась следом и еще сделала нечто, от чего раздался увесистый «плюх» тела о песок и громкий вопль на африкаанс.
Всего три метра, подумал Леха, ничего страшного. Бросил прощальный взгляд на мониторы и пошел было на выход, но Рамона уже спустилась.
– А поцеловать?
Она произнесла это вроде бы игриво, но сквозь заметную усталость слова прозвучали обреченно-грустно.
Леха быстро чмокнул ее в губы, взял за плечи и развернул к люку.
– Ты не понял, милый.
Она опять стояла лицом к Лехе, положив ладонь ему на грудь.
– Что? Пойдем.
– Нет. Я должна обеспечить безопасность на заключительном этапе. Я очень надеялась спасти твою любимую машину и всё организовала для этого, но что-то пошло не по плану. Ты прости меня, если сможешь.
С мягкой улыбкой она взяла его за руку, двумя пальцами за ладонь, и Леха понял, отчего Сара так быстро покинула башню.
– Стой, дура! – заорал он, а сам уже полз вверх по стене. – Это же целая ударная группа! «Избушка» не справится! Тебе их даже сбивать толком нечем!
– Главное – отвлечь их. Прощай, милый. Ты должен уцелеть. У тебя своя задача.
– Что?!
– Ты говорил – в войне Шрёдингера побеждают не солдаты, а поэты. Иди. Расскажи историю.
– Блин, ты с ума сошла, какой из меня поэт?
– Надеюсь, лучше, чем солдат.
За бортом вдруг завизжала Сара, будто ее там режут.
Машина уже расправляла ноги, когда Леха сверзился с нее в песок. Рядом что-то шлепнулось. Это оказалась знакомая «пукалка».
Сара на четвереньках скакала к берегу, не переставая визжать.
Леха сел, просто уселся посреди реки Лимпопо, чувствуя себя полностью обессилевшим, выжатым. Нащупал не глядя пистолет-пулемет и положил на колени.
Смотрел он вслед уходящей машине.
«Избушка» бежала, вздымая фонтаны песка и задирая на ходу стволы. Только сейчас Леха увидел, до чего она избита и расцарапана, на ней буквально не осталось живого места. И все-таки она была красива. Как завороженный, Леха провожал ее взглядом, пока та не скрылась за полосой зарослей на излучине высохшей реки.
– Прощай, – прошептал он.
Небо заполнил низкий свистящий гул, кроны прибрежных деревьев зашевелились, а потом их словно приплюснуло сверху.
Нечто огромное, великое и ужасное надвигалось, и оно так шумело, что Леха никак не мог понять, о чем кричит ему с берега Сара.
– Чего тебе, дура старая?!
– Убей это! – скорее прочел по губам, чем услышал он. – Убей!!!
Леха оглянулся через плечо.
Крокодил шел на него не спеша, будто принюхиваясь, слегка переваливаясь с боку на бок, чуть приоткрыв зубастую пасть. Осталось метров десять. Сейчас бросится.
Леха даже не испугался, он будто со стороны наблюдал за собой. Вот парень в грязной до серости рубахе с засаленным галстуком на груди разворачивается, поднимаясь на колени. Вот он выставил оружие перед собой, плотно схватив его за обе рукоятки. Ну!
Они сделали это одновременно: крокодил рванулся к добыче, а добыча нажала на спуск.
Железный комок забился в руках, запрыгал, плюясь свинцом, и Леха вернулся в реальность. Он всадил крокодилу почти весь магазин в открытую пасть и успел отвалиться в сторону, продолжая стрелять, вспарывая огненным кинжалом скулу, шею, чешуйчатый бок рептилии.
Крокодил рухнул на то место, где секунду назад был человек, и забился в конвульсиях. Он извивался и кувыркался, бил хвостом и мотал окровавленной мордой. На желтый песок реки Лимпопо летели красные брызги.