Текст

Наконец вышла девочка Вика, вынесла мамины вещи – пустой кошелек, выключенный мобильник, на который Илья названивал, цепочку с крестиком. Ключа от дома нигде не было.

– Пойдемте подписывать бумажки.

Вышел из морга – уперся в дровяную новодельную церквушку, обещанную этой Викой. Зашел зачем-то; внутри битком. У входа свечная лавка. Коптят что надо. К батюшке бабская очередь. Кто у главврача утешиться не может – приходит к попу за подстраховкой.

Последний раз Илья столько крестов у людей на коже синей краской видел. И Христовых ликов. И куполов. Но на зоне все другое значит. А где оно то самое значит, интересно?

О чем бы ему договориться? Чтобы мать там устроили на нормальное место? Чтобы у Ильи состояние аффекта во внимание приняли?

Набрал богу. Постоял, послушал у себя в груди. Шли долгие гудки.

Никто не отвечал. Связи не было. Или, может, у него тоже режим «не беспокоить» включен был.

Вроде все и правильно сделал, а все равно – в ад. На земле жизнь так организована, чтобы все люди непременно в ад попадали. Особенно в России.

8

Но еще на улице, не дойдя до дома, вернулся в Хазина. Читал на ходу, как все. Читал на пешеходном переходе. На лестнице читал. На кухне.

Нина в больнице?.. А Петя-то знает об этом?

Вернулся к бесконечному разговору Хазина с Ниной. Стал внимательней вчитываться, чем он кончился. Что-то тикало-тянуло внутри.

«У меня все просто супер». Последнее, что она написала Пете: в пятницу утром. Стало почему-то беспокойно – за нее, Илье постороннюю. Наверное, из-за летнего сновидения с шарлоткой. Вот глупо. Перешла Нинина любовь из сна к настоящему Илье, как картинка с переводилки на кожу.

Есть тут что-нибудь про больницу? Про то, что с ней могло стрястись?

Поднялся в самый верх, в самую зарю отношений – как телефон их запомнил. С чего все началось у них? С того же, с чего у людей в городе всегда начинается. В прошлый, две тысячи пятнадцатый год. Было одиннадцатое января, воскресенье.

– Это Петр. Вчера в «Тройке» познакомились. Прием!

– Прием-прием! Помню вас, Петр! Как слышите? – Нина отыскала в арсенале телефонных картинок изображение спутниковой антенны, вклеила ее в свое сообщение.

– Слышу не очень, оглох после вчерашнего. Но было весело.

– Слишком! Так что я пишу тебе из комы. Остро нуждаюсь в детоксе! – картинки шприца и ванны.

– Так может, борща?

– Что, прямо сейчас?

– Зачем откладывать на завтра то, что можно сделать сегодня? Давай в три в «Пробке»?

– Давай! Только, чур, я опоздаю на час!

Продолжилось только через неделю, когда уже праздники кончились. Семнадцатого января Нина написала ему первой:

– Петр! Надеюсь, ты не из тех, кто быстро сдается! У меня правда рожала кошка, положение было безвыходное! – оконфузившийся эмодзи с круглыми глазами.

– Русские не сдаются. Кошке привет. Как у нее дела?

– Машет тебе лапкой. Просит тебя уточнить в твоих госорганах, может ли она рассчитывать на материнский капитал! – и карикатурные мешки с долларами.

– Требую фото кошки вместе с хозяйкой.

– Ну она сейчас не в форме. Валяется в постели совершенно неглиже. Я про кошку.

– Тем более!

– Ладно, погоди.

И дальше картинка, кадр из мультика «Том и Джерри»: мышь в спальном колпаке и сердитый кот лежат в одной кровати.

Петя ничего не ответил, но не сдался, действительно. Выждал еще неделю – остыл – и двадцать третьего января снова пошел на приступ.

– Привет! Хочу тебя в кино пригласить. Ты свободна сегодня?

– Сегодня у меня международный женский день. Подружка из Минска приехала! – и следом картиночка: две девочки в бантах и трико танцуют парой.

– А завтра какой у тебя день?

– Суббота. А у тебя?

– Пойдем завтра тогда! На «Ограбление по-американски».

– Ни за что! Подсказка шепотом: согласна на «Бердмэна».

– Ладно… Есть сеанс в 19:30 в «Октябре».

– Давай так: идем в «Пионер» в восемь смотреть на английском, зато билеты и попкорн с меня! – попкорновый эмодзи.

– На английском???

– Готова переводить тебе на ухо.

– Ок. Тогда заеду за тобой завтра в семь, если ничего не изменится.

– А ты любитель планировать, да?

После кино и случилось, посчитал Илья. Как у людей бывает? Пошли потом ужинать, бокалы винные прозвенели, после – бар, клуб, круговерть – вроде второе свидание, а вроде и третье… Воскресным похмельным полуднем Петя Нине писал:

– Спасибо за вечер… И за ночь…

– Спасибо за сына… И за дочь… Михаил Сергеевич, каналья! Почему с этого номера? – смеялась Нина.

– Ну хватит уже. Просто хотел сказать, что было круто.

– Согласна! Сорри, – эмодзи скалил зубы клеткой: придурочное извинение.

– Наконец ты со мной хоть в чем-то согласна!

– Ну, по крайней мере, я готова к диалогу! Убеждай меня дальше!

– На сегодня есть планы?

– Если честно, планы были. Но, если совсем честно, не такие интересные.

– Тогда я бронирую «Живаго»!

– Коварный обольститель! Моя любимая книга! Все, крашусь.

– Какая еще книга? Шучу!

Потом разное шло-бежало: договаривались о встречах, Нина отправляла свои уже настоящие фото – белое белье, черное белье, красное – говорили, когда вовремя будут, а когда опоздают. Третьего марта вот звала его к себе без прелюдий: