Люди обтекали Илью вокруг, уже остановился в паре десятков шагов мент, заинтересовался им. Илья отсюда видел дом, в котором находилась паспортная фирма. Номер дома мог различить своими сточенными глазами с этого расстояния. Там ему могли за пятьдесят тысяч рублей шанс продать. Один, может быть, всего оставшийся у них для него шанс.
Он сделал шаг назад.
Еще шаг. Еще.
Нужно поступить правильно.
Ты не переживай, ма, я все сделаю как надо. Как ты хотела бы.
Увидел, как она лежит под простыней с незнакомым волосатым мужчиной. Отвернувшись от Ильи лежит, не смотрит на сына.
Развернулся к тому дому спиной, пошел прочь.
Как ты хочешь. Как должно.
Я вернусь отсюда сейчас в нашу Лобню, я позвоню этой как будто сочувственной жуткой бабе, она нам все организует в лучшем виде, мы обмоем тебя и причешем, мы уложим тебя на мягкую подушку и поправим тебе голову, чтобы ты смотрела вверх, ты будешь выглядеть так, как будто просто устала и уснула. Я потрачу почти все, что у меня останется, чтобы купить тебе кусок земли, и если получится, на нем будет расти какая-нибудь всесезонная ель или сосна, и он будет в медвежьем углу кладбища – я все равно не смогу тебя навещать, а чем дальше он будет от входа, тем тебе будет спокойней лежаться, а то сейчас, говорят, даже мертвецов через десяток-другой лет уплотняют, если за них некому впрячься. Мне не хватит уже денег на то, чтобы поставить тебе памятник, но там будет какой-нибудь приличный камень, на это я наскребу. Ты будешь довольна.
Ты будешь довольна?
Не знаю, что после этого со мной станет, сколько я смогу еще болтаться на свете. Сбежать в фантастическую Колумбию у меня при этом раскладе вряд ли получится. Но ты ведь и не одобряешь эту мою идею с побегом, да? Я тебе хоть и не рассказывал, что натворил, но все равно ведь ты уже все знаешь. И если ты так лупила меня за дворового кота, что же мне полагается за человека? Ты наверняка сказала бы мне, что за все в этой жизни придется отвечать, а? За все нужно платить. Что убить и удрать невозможно, что это паскудство и малодушие. Я резал плохого человека, а зарезал живого, что тут скажешь. Я пытался поговорить с ним вчера, но он молчит точно так же, как и ты молчишь.
Я тут все время один: кричу в колодец, и мне отвечает эхо.
В кармане зажужжало.
Илья почувствовал не сразу. Только когда стрекотание мушиных крыльев передалось через ткань коже – спохватился, поймал, вытащил: ДС.
Вы же позволили мне еще до выходных не быть, Денис Сергеевич.
Зачем я вам опять? Зачем сейчас?
Не стал подходить: запой у меня или сорвался опять с наркотой, поищите меня по стационарам. Голову в песок.
Ничего другого придумать нельзя: любой разговор сразу станет допросом, их учат из слов силки и удавки плести, такие, чтобы человек сам в собою же сказанном и запутался, и задохся.
Дзынь.
– Хазин, ты где? Давай встретимся! Не дрейфь, за вчерашнее ты уже прощен!
Ага, прощен. И не забыл Денис Сергеевич о тебе, Петя, и не поверил в твой обычный срыв. Ночь прошла, день настал, он снова за тебя взялся. Будет искать, пока не найдет. Найдет ли до четверга – вот единственный вопрос.
Телефон перестал зудеть.
Илья шагал скорым шагом по Новому Арбату – от Смоленской уходя к Арбатской по выстеленной гранитной плитке. Проспект, видно, не так давно переиначили: поставили высокие качели для взрослых, деревом ошитые книжные киоски, открыли с десяток ресторанов, один за другим. На качелях устроились отдыхающие таджики: парни качали девушек, те хохотали. Солнце в них высветило обычных людей, очень соскучившихся даже по простому веселью. Илье приятно было это видеть, он был за таджиков. За жизнь.
Дошел почти что до метро. Взял телефон маршрут посмотреть – и приник к нему холодными пальцами. Удивился: от него жар шел. С чего бы, если он в наружном кармане и с погашенным экраном? Греется, значит, работает, а чему там сейчас работать?
Все, вроде, было закрыто-отключено, но вверху экрана горела маленькая стрелочка: значит, задействована навигация по GPS. Что там Гоша говорил про софт для слежки – это он же может нерабочий телефон накалить?
Надели Пете потихоньку строгий ошейник, пока он с руки у них ел, сначала пустили поводком волну, чтобы ошейник позвенел просто шипастыми звеньями, напомнили собаке, что она не волк, а теперь начинают на руку поводок наматывать, чтобы в нужный момент рвануть к себе забывшуюся псину. Железные шипы в шею Илье пошли, в кадык уперлись, артерии нашарили, осталось с размаху дернуть и: «КА МНЕЕЕ, Я СКЗАЛ!»
Оглянулся на качающихся – и обозлился на них.
Почему это вы, гады, можете жить, а я нет?!
Вжал кнопку отключения, вырубил аппарат.
Сбился с маршрута: взял влево вместо того, чтобы прямо переть.
Я кричу в колодец, ма, и можно я туда крикну еще один вопросик?