Тела. Сказ 1

Мы смотрим в окно: из конвоя выводят двух девочек. Худые тельца жмутся друг к другу и оглядывают окружение, цепляются за уродливую, требующую ремонта, вывеску, смотрят на покрытые решётками окна – понимают, зубастый дом поглотит их. Одна из будущих послушниц оборачивается на сальную шутку водителя конвоя, отвечает ему колким взглядом и вдогонку получает прижигающий удар по бедру. Водитель конвоя обтирает ладони о пыльные штаны и прячет руки в карманы.

– Разве это дозволено? – спрашиваю я.

– Прибывшие не равно послушницы, – отвечает Хозяин Монастыря. – Они ещё не заключили договор, а, значит, не являются неприкосновенностью Отца.

– Этот водитель хорошо знает здешние правила.

– Ты только приехала, а уже чувствуешь их, – смеётся мужчина. – Для чего обратила внимание на безобидный жест? Хочешь вступиться за незнакомок, которые, увидев бы тебя в грязи, не предложили платка?

– Меня никто не трогал. И не думал.

– Ещё бы.

– Что это значит?

– Я велел, – серьёзно отвечает Хозяин Монастыря.

– Сопровождающих было двое. Два водителя. Один из них сказал «девочка Босса».

– Значит, моя девочка. Особый груз, Луна.

– А это что значит?

– Как думаешь, – мужчина кивает на бредущих к Монастырю, – они отличаются чем-либо от уже пребывающих здесь? Ну, кроме того, что спят на соломе, жрут похлебку через день и плату за то не получают.

– Поняла.

– Уверена?

Он касается моего плеча своим плечом. Случайно. И задерживается, решает.

– Неопытность ныне дорога? – издеваюсь я. По большей степени над собой.

– Дорога невинность. И всегда будет. А неопытность для некоторых назидательных мужчин даже бывает желаема. Для некоторых – некоторым балансом. Опасающиеся же её в Монастырь не являются.

– Что об этом думаешь ты? – с искренним интересом вопрошаю я.

– Думаю, приятно выступать в роли искусителя, указывающего на запретный плод. Но также я думаю, приятно выступать в роли дьявола, с которым заключают договор.

– Ты бы хотел меня?

То его поражает: удивляет и скоблит. На лице вырисовывается совершенно неясная эмоция.

– Я думаю, – признаюсь, – утайки друг от друга лишь портят людские отношения.

– Они задают такт, Луна, а подобная прямота обескураживает, понимаешь? Так нельзя с людьми.

– А как можно? И к чему придумывать на уже придуманные слова другие?

Я докуриваю и швыряю хвост сигареты в пепельницу, сама же приземляюсь на край стола и, обняв одно колено, внимаю очерчивающему меня лицу.

– Хотел бы, – признаётся мужчина на заданное мной. – Если ты откровенна, то и я предпочту. Но мои слова ничего не значат. Ничего не значат и твои слова. Мы есть – такие, и поступать будем – как должно.

– Много договоров ты заключил, о, дьявол? – в очередной раз спрыгиваю с темы.

– Достаточно.

И Хозяин Монастыря рассказывает о том, как пребывают новые девочки: в каком возрасте, с какими историями и помыслами, как часто. Принимает он (удивительно то или нет…?) не всех; многие мечтающие о благой жизни покидают монастырские земли по указу Отца, многие отказываются сами после беседы с ним, предпочитая уродливую и грязную, однако свободную и не обременённую обязательствами жизнь. Несколько раз в квартал – случается – Хозяин Монастыря подготавливает и продаёт друзьям из пантеона жён. Другие публичные дома подобной функцией не располагают, и их целомудренные жительницы периодически несут двух-трехкилограммовые свёртки проблем.

– Расскажи о человеке, который меня купит, – прошу я.

Мужчина вздыхает и, прежде чем ответить, уточняет:

– Ты говоришь об этом в таком ключе, словно он перекупит тебя и скроется. Но нет, Луна. Услуга временна. Ты одаришь его и останешься при мне. И имя его я вправе назвать только завтра – после вечернего представления.

– Мамочка сказала, ты можешь продать меня в жёны.

– Могу. Но не хочу, – улыбается Хозяин Монастыря. – Мне нравится, когда ты рядом. Однако! однако, если будешь сильно чудить и думать о своей неприкосновенности – сплавлю не самому лучшего господину, помяни моё слово.

– В Монастырь ходят только знатные люди? Боги…?

– Только, – соглашается мужчина. – Для остальных есть остальные дома удовольствий, они нас не беспокоят, не трогают, не интересуют.

– А зачем Боги это делают?.. ну, ходят сюда.

– Провокационный вопрос, Луна, не находишь?

Утаиваю взгляд в разбросанных на столе бумагах. Если бы я могла прочесть хотя бы часть из них…

– Луна, я обращаюсь к тебе.

Мужчина ловит меня за лицо и приподнимает.

– Возможно, – отмахиваюсь я.

Тогда Хозяин Монастыря рассказывает, что Боги и иные важные господа, приближенные к первым указанным, прибывают в Монастырь, дабы узреть взращенные на их землях плоды и отведать лучшие из них. Он говорит, что вера в земных богов их нисколько не смущает (если молитвы эти дают такой хороший урожай), однако при личной беседе религии предпочитают не касаться (а касаться спелых тел). Они, как он выражается, обыкновенные Боги со своими делами и характерами.

Это же так просто и совершенно в порядке вещей. Быть Богом. К чему обращались родители и сёстры в своих песнях и сплетениях рук?

– Ты обещал рассказать, с чего начинался Монастырь, – прошу я.