Тела. Сказ 1

– Луна, – причитает хозяйский бас, – ты пришла за наказанием, а не за ответами. Не думаешь ли ты, что уже узнала слишком много?

– А я могу выходить за пределы Монастыря? Например, в город?

Вопрос потрясает. В действительности. Мужчина теплится в моих глазах, склоняется на колени, и, взяв за руки, отвечает:

– Ты про Полис? Город, что на линии горизонта?

– Да. Я могу там бывать?

– Никто не может.

– Что?

Сёстры рассказывали о Полисе (родители умалчивали). О загадочном и недоступном городе, о творении людской мысли и силы, о вершине технологического прогресса, который самодуры втоптали в грязь и явили миру уродливый сгусток прихотливых людей. Обитающие на окраинах земель мечтали попасть в блаженный город, но тешились пёстрыми сказами. Они знали: туда невозможно добраться пешим шагом; пустыня коварна, солнце едко, зной удушлив. Да и что там – в городе – неизвестно. Высокие дома клыками причудливых морд прокалывали небеса.

– Не обговаривается, Луна, – отвечает Хозяин Монастыря. – Выходить в город нельзя. Тебе нельзя, никому нельзя. И незачем.

– Почему нельзя? – спрашиваю я.

– Потому что это прописано в договоре. Ныне тюрьма твоя, крепость – Монастырь.

– Почему незачем?

– Потому что кроме жалкого разгула, бесконечного ужаса, хаоса и смердящих уродов, именуемых людьми, но не дотягивающих ими называться, ты ничего не найдешь и не повстречаешь. Ты столкнёшься с грязными улицами и мертвечиной, тебя изнасилуют и, в лучшем случае, убьют. В лучшем, Луна! Люди безумны. Ты не наблюдала таких в своей отсталой деревеньке нефтяников, однако большие города иным не располагают. Люди безумны, – повторяет он. – А личная причина кроется в том, что я берегу тебя из эгоистичных побуждений и потому ступить по неверному пути не позволю.

– Отчего же люди сошли с ума?

– От свободы.

И Хозяин рассказывает мне (нет, всё же тешит старыми сказками, преданиями и легендами), что уставшая Земля решила изжить населяющих её паразитов. По правде, паразиты эти сами решили изжить себя. Бесконечные войны и оружия, насилия и убийства, подытоживали дело выбросы, химия, падающие заводы и звёзды. Что-то покрылось бесконечными рыжими пустырями с колючими, голыми, едва встречающимися деревьями, что-то поросло мертвецкими удушающими вьюнами.

– Человек – не венец и не вершитель, – говорит Хозяин Монастыря, а следом просит. – Твоя очередь: поведай о своей родной деревне, Луна. Об этих чудаковатых и безобразных нефтяниках.

И я говорю, что от нефти проку не было вовсе – грязные лужи любезно прогоняли разводами радуг, излишками своими плескали в воздух и пожирали незнающих.

И я говорю, что земли наши были бесплодны.

– Ну почему же бесплодны, – перечит мужчина, – если произвели на свет Такое.

Он указывает на меня, а я продолжаю:

– Урожая не было несколько лет. Скромные посевы умирали на солнце или от нехватки воды. Из сбережённого готовили ужины, день отдавали труду, работе и добыче, а утром благословляли земной пантеон, умоляя вернуть нашему краю былую красоту и плодовитость. Вот только край изобилующим никогда не был – металлические жирафы выкачивали нефть, а потом она пробилась сама. Мать готовила сорго и приправляла его для душистости веточками корицы, которые оставляли торгующие путники, что пребывали за мясом варанов, которых ловил отец.

– Какие воспоминания у тебя вызывает дом? Назови самое яркое, – просит Хозяин Монастыря.

– Сдохший лимон на треснутом окне.

Мужчина смеётся. И берёт мои руки в свои.

– Он стоял на моём подоконнике. Его бы даже слёзы вечно беременной сестры не смогли напоить. Всё же земли там бесплодны, – настаиваю я. – Если что и произрастало – сразу, опомнившись, умирало. Я не только о посевах. О людской надежде также.

– Почему вы не уходили с этих мест?

– Потому что некуда. Потому что всё везде одинаково.

– Ты уверена?

Спрашивает аккуратно. Мне не нравится.

– Има в своих молитвах упоминала, что «мы вкусили заслуженное», и «познали кару».

– Ты называешь мать словом из старого наречия, отчего, если есть общий язык?

– Ты мне скажи, – забавляюсь я. – Старое наречие существовало до моего рождения, до рождения моих родителей и наверняка твоего, Хозяин Монастыря. Этот язык – как дань уважения старым богам. Почему его отростки проникли в отдалённые земли, кто их пронёс и рассыпал?

– Очаровательная Луна, – подхватывает собеседник. – Ты умеешь красиво мыслить, вот только старое наречие придумали, чтобы разделить людей по кастам и осадить неграмотных, оградить их от знаний, которых они недостойны.

– Я тоже недостойна знаний?

– Время покажет.

– Желаю выучиться старому наречию.

– Право, требовательна и капризна равно юной богине. Тебя за нрав не пороли?

– А что? Тебе хочется исправить это недоразумение?

Хозяин Монастыря улыбается и велит осторожней выбирать слова и выражения, после чего возвращается к былой теме:

– Значит, вы верите, что наказание добралось до провинившихся? Что весь людской род повинен в произошедших с Землёй бедах, верно?