Телефонист

– Вот и новая лежанка, – он раскрыл свою сумку в поисках складного ножа. Нашёл его сегодня рядом с урнами на станции. И вот что удивительно, нож совсем новенький. Воткнул лезвие в кожух, провёл им вниз. Резало прекрасно, единственной проблемой ножа оказалось масляное пятно, воняющее рыбой, за что он, видимо, и отправился в урну.

– Живут же люди, – серьёзно, без зависти похвалил Дюба.

Он закончил свою работу. Ещё что удивительно – новую заплату поставили, а этот кусок забыли. Россыпь сокровищ с небес продолжается. Или это тоже знаки?

Потом Дюба нашёл место, где они должны стоять. И чтоб не прыгать ему далеко на одной ножке до новой лежанки. И чтоб было за что держаться.

Прислонился к трубе, постоял там немного. Она была приятно тёплой. За всё это время мимо к посёлку проехало не больше полудюжины автомобилей. Баснословно дорогих, и Дюба понял, что ему лучше спрятаться за трубу. По положению солнца определил, что только-только перевалило за полдень, он уже очень давно в пути, но к часу пик трафик здесь станет оживлённее, намного оживлённее. А пока за рулём только девушки, тёлки, из тех, кому удалось выгодно продать свою молодость или посчастливилось родиться за семью заборами. Дюба не завидовал ни тем, ни другим, но лучше ему будет укрыться за трубу. Он так и поступил. Однако предварительно соорудил из своих костылей странную конструкцию и установил так, чтоб её можно было заметить с дороги. Но и чтобы она не сильно бросалась в глаза, не особо раздражала. На фоне трубы теплоцентрали это удалось сделать неплохо. Дюба перевернул свои костыли вверх ногами и установил их крест-накрест. Присмотрелся, чуть подправил. Понял, что ближе к вечеру скрещённая конструкция станет отбрасывать тень в сторону дороги.

«Даже в этом повезло», – подумал Дюба. Не слишком много сокровищ для одного дня? Снял шапку, свой дырявый треух, покрутил, подвернул «уши» и все выступающие части внутрь, остался доволен и нахлобучил ушанку сверху на перекрещенные костыли. Затем допрыгал на одной ножке до новой лежанки, с удовольствием опустился на неё. И почувствовал, как здесь тепло, в его новом временном доме. Или в новом месте его дислокации. Извлёк из сумки здоровущий целлофановый кулёк – внутри было полно прекрасных объедков. По телевизору у дяди Курбана шутили, что в этих местах по части еды дела обстояли гораздо жирнее. Не только недоеденные куски пиццы в коробках. Ну вот, он надёжно укрыт за трубой. Пришло время перекусить и наконец-то поспать. Дюба по привычке выглянул из-за трубы и посмотрел на своё сооружение, увенчанное треухом.

– Не папаха, конечно, но сойдёт, – сказал он.

Игорь Рутберг поморщился. Он сидел на заднем кресле своего служебного автомобиля и просматривал текущие бумаги. Когда деревья подступали близко к трассе, от частой игры светотени рябило в глазах. Вероятно, он поморщился по этой причине. Но случайно оторвал взгляд от работы и увидел что-то, мелькнувшее по правой стороне дороги. Рядом с водителем сидел охранник Николай. Автомобиль мчал довольно быстро. Игорь Рутберг посмотрел в зеркало заднего обзора, не понял, что увидел, и вернулся к своим бумагам.

Колонна медленно шла от аула Нихалой в сторону села Советское. Таким его название было зафиксировано на старых картах, оставшихся от одноимённой эпохи; сейчас же селению вернули прежнее имя – Шатой. Разведрота вернулась, впереди по маршруту следования признаков присутствия противника не обнаружено, всё спокойно, и бойцы расселись на броню. Случись что, внутри «коробочек» изжарят, как шашлык, здесь же, на броне, может откинуть взрывной волной, и шансы на выживание значительно выше. Колонна выкатила на участок, где и без того узкая дорога – в мирное время двум «жигулям»-то не разъехаться – была буквально пробита в камне. Слева гора, справа – скальный сброс, головокружительная пропасть, по дну которой бежала речка, похожая отсюда на серебристую ниточку. Дюба закрыл глаза: смотреть туда было до тошноты невыносимо, это зрелище вызывало почти животную панику, возможно, он боялся высоты, но в других местах с ним такого не случалось.

– Эй, боец, зенки-то раскрой! – командир склонился к нему и прокричал в ухо. – А то не сообразишь, как отправишься в куриный рай.

Вгляделся в Дюбино лицо и добавил весело:

– Чёй-то тебе взбледнулось?

Дюба пожал плечами. Если бы в слове «взбледнулось» командир первой гласной буквой поставил «я» вместо «е», было бы проще – нормальный армейский юмор, подкол, подначка. Курий язык командира если не мог похвастать богатством, то ёмкостью суждений – наверняка. Здесь же пятой шла буква «е», и это означало, что дело плохо. Да Дюба и сам это знал.

– Ничего, тёзка, немного осталось, – успокоил командир. – Сейчас проедем это место.