Телефонист

– Да, совершенно верно. Не сходится вот что: двадцать седьмого марта, когда вам доставили резиновую дуру, главы «Две свечи» еще не существовало и в помине. Я даже не знал, как она будет называться. Работал над ней, но закончил только двадцать девятого к вечеру, ближе к пяти, и название всплыло само, когда я уже поставил точку.

– Вы… уверены в этом?

Форель засмеялся, потом стало слышно, как он что-то налил себе и выпил одним глотком.

– Сухов… это в жизни у меня всё наперекосяк, с текстом я – педант. У меня числа проставлены. А иногда и время. Как, мать его, объяснить такое, а? А ведь нужно ещё время на подготовку, чтобы провернуть такое… с этой резиновой дурой… Да и квартиру найти. Напечатать вам записку на лазерном принтере. Что там ещё?! Как?! Может, напьёмся и вместе объясним?! Я… один, боюсь, не справлюсь.

– Двадцать девятого, – повторил Сухов, словно только что сейчас осознал. – Ну, а если черновики?

– Нет никаких черновиков.

– Простите, не лезу в вашу кухню…

– Да не в этом дело, – кисло сказал Форель. – Я ведь от руки пишу. А потом сам набираю, уже с первой правкой. Вот и весь черновик. Я бы мог вас обманывать, Сухов, даже в этой ситуации был бы рад, но как я себя-то обману?! У меня ведь число стоит.

– Ну а если кто-то из домашних… простите, я об утечке только…

– Я живу один. И уж чтобы с этим не оставалось вопросов, Ванга, даже если допустить о моих близких самые чудовищные вещи…

– Не хотели вас обидеть.

– Знаю. Но нам надо найти выход. Так вот: на сегодня написано и набрано только три главы, последняя и есть «Две свечи». Кроме меня текст прочитал – не знает о существовании рукописи, а прочитал, – только один человек. Ольга. Куратор выставки. И случилось это после первого апреля, поверьте. И уж точно после двадцать седьмого марта. Я не знаю, чего вы там себе надумали, но даже мой издатель получил первую часть текста только сегодня. Но повторяю: если допустить самые дикие вещи о моём окружении, в том числе утечку, – это в лучшем случае объясняло бы синхронность событий, но никак не опережение. Ну как, Сухов, у меня были основания напиться в лоскуты?

– Это… правда дикость какая-то.

– Что происходит, а, Сухов? – горько спросил Форель.

Ванга написала что-то на своём телефоне, протянула Сухову, он прочитал: «Не говори ему об Ольге и издателе». Кивнул.

– Мне бы прочитать вашу рукопись, – попросила Ванга. – Разумеется, на условиях конфиденциальности.

– Конечно, – просто сказал Форель. – Завтра всё будет. Думаете там чего-то найти? Хорошо бы…

– Уже сегодня, – сказал Сухов.

– Да, правда, уже пятница, – удивилась Ванга.

– Тринадцатое, – добавил Форель. Усмехнулся: – Даже здесь бред какой-то… Как в дешёвом ужастике. Бред и трэш, пока вас не коснётся. Всё бред и трэш…

– Понимаю, – сказал Сухов.

– Думаете? Простите, вряд ли: придуманный вами персонаж не отрубает сейчас людям головы.

Ванга снова взяла Сухова за руку, но он всё равно сказал:

– И это я понимаю. Понимаю вас — такое даже представить трудно.

– Угу. А вот мне пришлось… Ну вот, я вам выложил всё. Что называется, на стол. И как мне дальше быть? Как дальше писать?!

– Где вы сейчас находитесь? – вдруг спросил Сухов. – Мы могли бы приехать.

– Завтра, Сухов, – горько усмехнулся Форель. – Позвоню и приеду. А сейчас пойду и ещё выпью. Чтоб уж точно не видеть никаких снов.

22. Этим же вечером

Он пришёл поздно, и хотя мне не терпелось узнать, как прошла выставка, я сделала вид, что сплю. Немножко обиделась, что не взяли с собой на открытие. И на него, и на Вангу. Надеялась, что они бы смогли подружиться с Форелью. Тем более, учитывая, что всё продолжается. Смогли бы помочь друг другу. Глупо, наверное, но такая у меня была мечта.

Открыл дверь моей спальни и немного посмотрел, как я сплю. Я хотела было повернуться и почувствовала, что он опять мрачный. И опять выпил. Нормального разговора не получится. Ладно, утро вечера мудренее.

Он тихонечко затворил за собой дверь, и я поняла, что опять закрылся в комнате с маминым компьютером. Он очень скучает по ней. Я тоже, хотя почти её не помню. Папа, мой папа, как мне помочь тебе? Как помочь нам всем? Скажи! Я сделаю всё, что угодно, лишь бы тебе не было так печально. И не было так больно.

Сообщение. Их несколько. Новые окошки в неведомый мир. И стилизованный значок. Супергерой. Адреса меняются, а корреспондент всё тот же. Неопределяемый электронный адрес. Письма из прошлого и письма из будущего. От неизвестного друга. Или врага. И это её компьютер. Лучшая модель 2008 года. Корреспондент опять ждёт. Друг или враг. И запотевшая рюмка водки. На столе. Как в бездарной песне.

«Привет, – отвечает Сухов и быстро набирает: – Скажи, ты знал?»

«Я знаю всё, что может быть в Сети. О чём ты спрашиваешь?»

«Форель. И Телефонист», – набирает Сухов.

Рюмка водки. Но пока подождёт.

«Конечно» – смайлик. Недолгая пауза. «И сразу тебе об этом сообщил».

Это правда. Сухов думает, что хорошо, что он слегка пьян. С этим корреспондентом так общение выходит лучше.

«Опять анализ? – набирает он. – Всего лишь анализ?»