Телефонная будка на краю земли

Такэси кивнул, вспоминая лица прабабушки и прадедушки, знакомые ему по единственной сохранившейся фотографии. Строгое фото, как снимали раньше: женщина в кимоно сидит, мужчина стоит рядом. Выражение лиц серьезное, неестественное. «Интересно, – рассеянно подумал Такэси, – когда улыбка на фотографии стала считаться нормой?»

– В детстве такое можно объяснить только волшебством. Наша религия для детей слишком сложна, – продолжала женщина. – И знаешь, что еще я тебе скажу? Говорить с умершими родителями мне оказалось проще, чем с живыми. При жизни они вечно обрывали меня на полуслове, говорили: «Ты младше всех, помолчи». Смешно, если подумать: я ведь всегда буду младше их, и что с того?

Такэси собрал со стола мандариновую кожуру, бросил в ведро, начал трамбовать мусор, идущий в раздельный сбор.

– Бацудан – это настоящее утешение! Подхожу к нему – и мне кажется, что твой отец все еще со мной.

Такэси помнил, как мать постоянно разговаривала с отцом: когда он умер, ей было сорок, между ними было двадцать лет разницы, они поженились, когда ему было уже за пятьдесят. А еще он помнил ее бесконечные жалобы на жизнь и невозмутимую фигуру отца, всегда внимательно слушавшего ее. Она как будто опрокидывала на стол переполненное ведерко накопившихся за день событий, а он терпеливо выискивал в этой куче песка микроскопические ракушки, чтобы показать ей и сделать ее счастливой.

И теперь, перед алтарем, где он нашел покой вместе с другими родственниками, женщина вставала на колени, выпрямив спину, жгла благовония, расставляла сладости и рис и просила его, чтобы выслушал ее, как раньше, при жизни. Сын часто находил ее спящую, растянувшуюся в неловкой позе прямо на татами, с подушкой для сидения – дзабутоном – под головой.

– Да, я неряха, но твой отец меня и такую любил, болтушку и неряху! – весело сказала женщина, когда Такэси напомнил ей об этом.

Этот смех заглушил легкую грусть, которая подступала всякий раз, когда она чувствовала себя слишком старой или слишком глупой, чтобы изменить что-то к лучшему.

– А по поводу того, чтобы отвезти Хану в «Белл-Гардиа», я посоветуюсь с подругой, – сказал Такэси, вернувшись к исходной теме, чтобы закончить разговор и пожелать ей доброй ночи, – может, действительно стоит попробовать.

– С той женщиной, с которой вы ездите в Иватэ?

– Да, с ней. Юи знает об этом месте больше моего, хочу узнать ее мнение. Ладно, пора спать.

Он выключил лампу на вытяжке, которая освещала последний уголок кухни, и тени разбежались прочь.

34

Десять самых ярких воспоминаний Такэси об отце

День, когда они впервые поднялись вместе на Токийскую телебашню и он увидел, в каком огромном городе они живут.

Как отец любил откручивать и закручивать пробки бутылок за столом.

Привычка постукивать пальцами по разным предметам.

Его невнятное и запутанное объяснение, откуда берутся дети.

Его разговоры по телефону с младшей сестрой. Он говорил с ней увлеченно, тихо и был очень счастлив.

Модель «феррари», которую он привез ему в подарок из Италии.

Как он в первый раз увидел отца плачущим, когда его сестра умерла.

Как они вместе ездили на представление ракуго в Асакусу.

День, когда он обнаружил его неподвижного в кресле, газета лежала у его ног. Казалось, он заснул, но на самом деле у него был сердечный приступ.

Его умиротворенное лицо в гробу и цветы вокруг (в основном лилии) вперемешку с его любимыми сладостями (мандзю) и кроссвордами.

35

Такэси быстро понял, что его жена, Акико, в первую очередь старается научить дочь доверию.

Конечно, как все беспокойные мамы, она постоянно боялась, что с дочкой может что-то случиться. Что-то плохое, причем по вине человека. «Вещей я боюсь куда меньше», – говорила она. Ее беспокоила детская привычка Ханы привлекать к себе внимание прохожих, всех без исключения, даже стариков с обезображенными лицами. Но между страхом и доверием она всегда выбирала второе.

Единственная ссора, которую запомнил Такэси, состоялась у них с женой в тот день, когда Хана по дороге из кафе, куда они с Акико ходили завтракать, подбежала к бомжу показать свой рисунок. «Смотри, смотри!» – закричала она, и Акико, вместо того чтобы увести дочку подальше, усадила Хану рядом с бомжом на край бордюра рассказывать в подробностях, как они провели день.

– Хоть немного осторожности нужно и детям. И задача взрослых – научить их этой осторожности. Как можно этого не понимать? – возмущался Такэси в тот вечер, после того как убедился, что Хана заснула. – Дети не видят опасностей, они даже не понимают, что такое смерть. Хана видит дохлого жука и говорит, что жук спит. А если не держать ее за руку на железнодорожном переезде, она запросто может броситься с распростертыми объятиями навстречу поезду.

– Нет! – громко возразила Акико.

По ее мнению, страх перед жизнью, перед людьми мог сделать девочку слабее. И это их, родителей, задача – оберегать ее, пока она сама не поймет, что опасно, а что нет. Но сначала нужно научить ее радости.