Телега жизни

В пальто незимнем, в кепке рыжей
выходит парень из ворот.
Сосульку, пахнущую крышей,
он в зубы зябкие берет.

Он перешагивает лужи,

он улыбается заре.
Кого он любит? С кем он дружит?
Чего он хочет на земле?

Его умело отводили

от наболевших «почему».
Усердно критики твердили
о бесконфликтности ему.

Он был заверен кем-то веско

в предельной гладкости пути,
но череда несоответствий
могла к безверью привести.

Он устоял. Он глаз не прятал.

Он не забудет ничего.
Заклятый враг его – неправда,
и ей не скрыться от него.

Втираясь к людям, как родная,

она украдкой гнет свое,
большую правду подменяя
игрой постыдною в нее.

Клеймит людей судом суровым.

Вздувает, глядя на листок,
перенасыщенный сиропом
свой газированный восторг.

Но все уловки и улыбки,

ее искательность и прыть
для парня этого – улики,
чтобы лицо ее открыть.

В большое пенное кипенье

выходит парень из ворот.
Он в кепке, мокрой от капели,
по громким улицам идет.

И рядом – с болью и весельем

о том же думают, грустят
и тем же льдом хрустят весенним,
того же самого хотят.

«Я шатаюсь в толкучке столичной…»

Я шатаюсь в толкучке столичной
над веселой апрельской водой,
возмутительно нелогичный,
непростительно молодой.

Занимаю трамваи с бою,

увлеченно кому-то лгу,
и бегу я сам за собою,
и догнать себя не могу.

Удивляюсь баржам бокастым,

самолетам, стихам своим…
Наделили меня богатством,
Не сказали, что делать с ним.

«О, нашей молодости споры…»

О, нашей молодости споры,
о, эти взбалмошные сборы,
о, эти наши вечера!
О, наше комнатное пекло,
на чайных блюдцах горки пепла,
и сидра пузырьки, и пена,
и баклажанная икра!

Здесь разговоров нет окольных.

Здесь исполнитель арий сольных
и скульптор в кедах баскетбольных
кричат, махая колбасой.
Высокомерно и судебно
здесь разглагольствует студентка
с тяжелокованой косой.

Здесь песни под рояль поются,

и пол трещит, и блюдца бьются,
здесь безнаказанно смеются
над платьем голых королей.
Здесь столько мнений, столько прений
и о путях России прежней,
и о сегодняшней о ней.

Все дышат радостно и грозно.

И расходиться уже поздно.
Пусть это кажется игрой:
не зря мы в спорах этих сипнем,
не зря насмешками мы сыплем,
не зря стаканы с бледным сидром
стоят в соседстве с хлебом ситным
и баклажанною икрой!

1 сентября 1957

Геннадий Шпаликов 1937–1974

«На меня надвигается…»

На меня надвигается
По реке битый лед.
На реке навигация,
На реке пароход.

Пароход белый-беленький,

Дым над красной трубой.
Мы по палубе бегали —
Целовались с тобой.

Пахнет палуба клевером,

Хорошо, как в лесу.
И бумажка наклеена
У тебя на носу.

Ах ты, палуба, палуба,

Ты меня раскачай,
Ты печаль мою, палуба,
Расколи о причал.