Телега жизни

Весна. Мне пятнадцать лет. Я пишу стихи.
Я собираюсь ехать в Сокольники,
Чтобы бродить с записной книжкой
По сырым тропинкам.

Я выхожу из парадного.

Кирпичный колодец двора.
Я поднимаю глаза: там вдалеке, в проруби,
Мерцает, как вода, голубая бесконечность.
Но я вижу и другое.
В каждом окне я вижу женские ноги.
Моют окна. Идёт весенняя стирка и мойка.
Весёлые поломойни! Они, как греческие праздне —
ства,
В пору сбора винограда.
Оголяются руки. Зашпиливаются узлом волосы.
Подтыкаются подолы. Сверкают локти и колени.

Я думаю о тайне кривой линии.

Кривая женской фигуры!
Почему перехватывает дыхание?
О, чудовищное лекало человеческого тела!
Я опускаю глаза. Хочу пройти через двор.
Он весь увешан женским бельём на верёвках.
Это – огромная выставка интима. Музей испод —
него.
Гигантская профанация женственности.
Здесь торжествуют два цвета: голубое и розовое.
В чудовищном своём бесстыдном разгуле плоть

Подняла эти два цвета, как знамя,

Коварно похитив их у наивности.
Я пытаюсь всё-таки прорваться на улицу,
Увернувшись от наволочки.
Я ныряю под ночную сорочку,
Я выныриваю так, что шёлковые,
Чуть влажноватые чулки
Проволакиваются по моему лицу.
Я поднимаю глаза. Там, вдалеке, в проруби,
Как вода, мерцает голубая бесконечность.
Я облегчённо вздыхаю.

Но вижу, что и там проплывает облако,

Округлое,
как женщина.

1962

«Как трудно оторваться от зеркал…»

Как трудно оторваться от зеркал

В семнадцать лет! И служат зеркалами
Река Москва и озеро Байкал,
Браслетка и стекло в оконной раме.

С велосипедом парень. И как раз

С девчонкою наладилась беседа.
Она молчит. И все ж скосила глаз
На никель обода велосипеда.

И девушка-геолог попила,

Рюкзак огромный скинув, из болотца,
А все глядится…! Встань! Уже пора!..»
А все никак, никак не отровется.

Наверное, в том все же что-то есть…

В трюмо себя счастливым взглядом смерьте!
Но где-то там за все готова месть:
Завешивают зеркало при смерти.

1966

«В семнадцать лет я не гулял по паркам…»

В семнадцать лет я не гулял по паркам,
В семнадцать лет на танцах не кружил,
В семнадцать лет цигарочным огарком
Я больше, чем любовью дорожил.

В семнадцать лет средь тощих однолеток

Я шел, и бил мне в спину котелок.
И песня измерялась не в куплетах,
А в километрах пройденных дорог.

…А я бы мог быть нежен, смел и кроток,

Чтоб губы в губы, чтоб хрустел плетень!..

В семнадцать лет с измызганных обмоток

Мой начинался и кончался день.

1952

Вода