Телеграмма из Москвы

-- Товарищи! -- заорала она, так широко раскрыв рот, словно хотела проглотить всех "товарищей". -- Товарищи! Наша родная и любимая партия приказала ловить воробьев. Разобьемся в лепешку, жизни своей не пожалеем, последнюю рубашку отдадим (у нее была только одна рубашка), но выполним задание с честью! Товарищи! Мы должны плакать от радости, что партия, наша родная и любимая, дала нам задание. Товарищи! Где, в какой стране, при каком режиме бывают такие чудеса, когда партия просит народ?! Мы должны...

Заключительный аккорд увертюры звучал бравурными тонами.

-------

ГЛАВА VII. ЗАНАВЕС ПОДНЯТ

Следующий день после собрания прошел тихо, очень даже тихо. В Орешниках стояла безветренная африканская жара и от нее попрятались все, кто куда.

-- В такую жару только водку пить, -- поучал дед Евсигней приятелей, нашедших убежище в его погребе. И скоро в погребе зазвенели стаканы тем благородным звоном, который явно указывает на то, что они не пусты.

-- Говорят, лови! -- разглагольствовал дед на актуальную тему, обняв Мирона Сечкина за плечи и дыша на него деликатным запахом кислой капусты -А где ж ты его поймаешь, ежели он, воробей, между нами будет сказано, свободным вырос? Птица -- не человек, добровольно она в кабалу не полезет!..

Под вечер небо над Орешниками стали заволакивать темные тучи, а с заходом солнца разразилась страшная буря: засвистел ветер, ринул дождь, засверкали молнии, загрохотали раскаты грома. Небо над Орешниками негодовало, негодовал и хозяин орешниковской земли -- Столбышев. Запершись в кабинете, под артиллерийские раскаты грома он строчил не менее громовые приказы. Косматые брови его двигались, как крылья воспетого Горьким буревестника. -- Будет буря! Скоро грянет буря! -- как бы говорили они, и чернила напитывались вспышками молний.

А в это время за зданием райкома, на захламленном пустыре площади имени Сталина, встретились два председателя колхоза, закутанные в черные плащи из грубо проасфальтированной мешковины, цена 160 рублей за штуку. Встретились тайно, пряча лица в капюшоны при каждой вспышке молнии.

-- Ловить или не ловить? Вот в чем вопрос! -- тоном столичного Гамлета спросил первый.

-- Кто знает, где смерть свою найдешь?! -- вздохнул второй.

И вихри ветра понесли обоих в разные стороны; они потонули в кромешной мокрой тьме.

Утром на свежевымытом небе заулыбалось ясное солнышко. Но ответственным работникам оно казалось черным. Сам Столбышев своего отношения к небесному светилу не определил не только потому, что на этот счет из обкома не было соответствующих указаний, но и потому, что он все писал и писал, не видя и не слыша ничего вокруг Не услышал он и того, как по райкому прокатился дружный возглас облегчения: ах! Не обратил он внимания и на условный стук Раисы в двери его кабинета: лам-ца-дрица-а-ца-ца! И только когда дверь распахнулась, он поднял усталое и гневное лицо свое от бумаг:

-- В чем, того этого, дело?

И мгновенно гнев на лице его сменился милостивой улыбкой, какая появляется у народного судьи по отношению к социально-близкому уголовнику: прямо на него смотрел бусинками глаз воробей -- первенец районного улова, "основа новой эры", как писал в " Орешников ской правде" редактор Мостовой. Воробья держал в руках Степа, на которого, наверное ввиду его слабоумия, подействовали речи ораторов и он стал ловить.

-- Поздравляю, Степа, поздравляю с патриотическим поступком! -поприветствовал его Столбышев и ткнул пленного воробья измазанным в чернила пальцем в клюв. -- Здравствуй, пернатый друг! -- приветствовал он уже на этот раз воробья и еще раз ткнул его пальцем.

-- Интересно, как он реагирует на дым? -- полюбопытствовал Маланин, подъяриваемый зудом великого испытателя природы.

Испытание воробья на дым обогатило науку новым вкладом. Было зафиксировано, что воробей, вдохнув сизый табачный дым, чихнул по-птичьему, затем широко раскрыл клюв и закатил глаза, но все же -- выжил.

-- Так... Интересно!.. -- констатировал Маланин. -- А что, если ему смазать пасть чернилами? -- продолжал он, сверкая пытливым, умным взглядом своим.

-- Наша система передовая, -- поддержал его Столбышев. -- Подо все надо, того этого, подводить марксистскую научную базу. Мажь ему пасть чернилом!

Не понимая великого значения основы всех наук -- марксизма, воробей стал по-контрреволюционному вырываться.

-- Надо его связать по ногам и крыльям! -- предложил Столбышев, показывая этим, что он хорошо усвоил основной принцип коммунистической демократии. Воробья связали. Но все же до подведения научной марксистской базы дело не дошло. Воробья выручил вначале редактор Мостовой, а потом райкомовский кот Васька. Мостовой пришел по вызову Столбышева и сделал несколько снимков Степы и воробья в отдельности.

-- А может лучше сфотографировать его на фоне помещения воробьятника, или как оно там называется? -- предложил Мостовой.

-- То-есть, как это -- помещения?! -- удивился Столбышев.

-- А где же вы их будете держать? В райкоме, что ли?