Окончив совещание, районный Макиавелли с районным Фуше пошли отдыхать. Светало. У большой вереницы грузовых машин шоферы разожгли костер и сгрудились вокруг него. Закаленные в борьбе с бездорожьем, душевно израненные встречами с милицией, физически подорванные качеством советских машин, они пели грустную песню сиплыми голосами. Рядом стоял дед Евсигней, проснувшийся по старой привычке единоличника с первыми петухами, и, пригорюнившись, слушал.
-- Эх вы, бурлачки горемычные, -- вздыхал он. -- И куда только судьба вас не бросает...
-- Министерство нас бросает, -- ответил один из бурлаков атомного века. -- Не успели отвезти из Москвы в Ташкент лыжную мазь, на тебе, погнали в Орешники. А дома жены с детишками плачут...
И опять грустная песня поплыла над Орешниками, грустная, как удел шофера при наличии системы государственного планового хозяйства.
-------
ГЛАВА VIII. КОНТРМИНИСТР
Часов в девять утра в Орешники бодрой походкой вошли два незнакомца. Один из них, на вид лет тридцати пяти, высокий, стройный, с небольшими искусно подстриженными и подбритыми усиками, был одет в чудный, заграничный найлоновый костюм. Тонкого фетра серая шляпа его, ботинки на белой каучуковой подошве, легкий плащ, который он держал перекинутым через руку, пестрый галстук, -- все это было первосортного заграничного качества. Второй, помоложе, был одет тоже невиданно шикарно для Орешников, но почти во все отечественного производства. В руках он нес большой, сверкающий, крокодиловой кожи портфель. Держался он на шаг сзади заграничного костюма и изредка забегал вперед, чтобы, отвечая, заглянуть в лицо с франтовскими усиками.
Первый был проходимец и спекулянт Гога Дельцов, московская знаменитость, не менее уважаемый и известный в столице, чем любая звезда киноэкрана, или солист Большого театра. Второй был его помощник и адъютант Коля Брыскин.
-- То-то, друг Коля, -- ворковал приятным баритоном Дельцов. -- Вот они и Орешники. Дичь и глушь. Но сколько прелести! Как нетронуто девственно выглядят колхозные поля -- никакого насилия над природой. Как живописно растут лопух, васильки и репейник! Пшеница -- по пояс, если стать на четвереньки. Неописуемая красота! Великий мастер природы Тургенев в этих местах, да при этом бы строе, мог бы создать невиданные шедевры. Но не дожил старик до торжества социализма...
-- К нам направляется представитель туземной власти, -- перебил Дельцова подчиненный Брыскин, бесцеремонно, как в зоопарке, указывая пальцем на милиционера Чубчикова, отбивающего галошами строевой шаг.
Гога Дельцов оценил опытным взглядом фигуру милиционера и строго приказал:
-- Зеркалец и бус мелким вандалам не дарить. Прибереги для старших!
Чубчиков приблизился к ним на пять шагов и подобострастно взял под козырек, но обыкновенные при проверке чужих людей слова "ваши документы" застряли у него в горле. Так он и простоял, как рядовой при встрече с генералом, плотно прижав руку к козырьку, а незнакомые люди продефилировали мимо.
-- Служите? -- тоном отца-командира спросил его Дельцов, оглядываясь.
-- Служу! -- одним духом ответил Чубчиков, пуча глаза и выпячивая грудь колесом.
-- Старайтесь!
Дельцов и Брыскин, круто повернув, взяли направление на разбивших бивуак шоферов.
Чубчиков еще несколько минут простоял неподвижно, как в почетном карауле, потом нерешительно отнял руку от козырька и словно по команде -бегом марш! -- пустился к избе Взятникова.
-- Одеты как министры или крупные жулики, -- докладывал он своему непосредственному начальнику. -- Меня даже похвалили, говорят: старайтесь!
-- Сейчас разберемся, -- сопел со сна лейтенант, натягивая форменную сбрую.
Весть о прибытии незнакомцев с быстротой молнии облетела Орешники. И вскоре их окружили плотным кольцом.
-- Гляди, Манька, подошва на ботинках какая! Ну, как не влюбиться?!
-- Нужна ты ему с потресканными пятками. У него зазноба, небось, в шелковых платьях ходит, каждый день пахучим мылом моется.
-- Судьбина горькая, живут же люди...
-- А что у него на галстуке?
-- Кажись, обезьяна нарисована...
-- Как пишется в книжках -- великий свет!
-- Граждане, не напирайте! Да не напирай, говорю, успеешь посмотреть...
-- Шапка-то у него...
-- Не шапка, а шляпа!
-- Пропустите председателя райисполкома к месту происшествия!..
Семчук продрался через толпу и, еще издали кланяясь, подошел к незнакомцам. Поздоровавшись, он оглянулся по сторонам и, вынув из рукава вчетверо сложенный лист бумаги, вручил его Гоге Дельцову.
-- Так рано и уже донос? -- спросил тот, принимая бумагу и брезгливо морщась.
-- Будучи советским патриотом, я считаю своим долгом вскрыть вражескую деятельность пробравшихся в партию типов, вроде Столбышева, Маланина...
-- Ради единства коллективного руководства? -- перебил лепет Семчука Коля Брыскин.