Телеграмма

Тетушка пошла на рынок. Я вытащил на солнце чемоданы. Синта наблюдала за мной. Помогла мне с чемоданом. Поставила утюг. Я перебирал старые бумаги. Унесся мыслями в прошлое. Радио передавало песни Джоан Баэз. Я вспомнил детство. Помечтал о женитьбе. Представилось будущее.

Тетушка вернулась с рынка.

Последовали обычные дела.

В полдень пришел мой друг. У него родился ребенок.

В двенадцать тридцать раздался крик Синты: она сожгла утюгом платье. В час тетушка отпросилась домой, приглядеть за больной родственницей. Я кончил упаковывать вещи. Кажется, все важное сделано. Стал ждать. Появился мороженщик. Съели мороженого. Потом я пошел в контору келурахана. Снял телефонную трубку. Попросил соединить меня с авиакомпанией «Гаруда». Самолет ДС-9 вылетал в двадцать два пятьдесят пять по западноиндонезийскому времени. В девять надо быть в аэропорту. Там же и купить билеты.

Вернулся домой. Синта писала письмо подруге: отменяла назначенную встречу. Стало ужасно жарко. Я опять зарылся в свой архив. Нашел какой-то конверт. Должно быть, неотправленное письмо. Распечатал. Это было письмо, которое я написал самому себе тринадцать лет назад. В старой орфографии. Там было вот что:

«Друг мой, я не могу себе представить, каким ты стал теперь. Наверняка очень многое изменилось. Сейчас, когда я пишу это письмо, ты — мой величайший враг. Когда я стою перед твоим отражением в зеркале, мне всегда кажется, что на меня с непередаваемой насмешкой смотрит мой противник. Ты прилежно и неукоснительно следишь за мной. Всякий раз, когда мы вступаем в схватку друг с другом, ты выходишь победителем. Ты безжалостен, упрям и никогда не отчаиваешься. Сначала я знал тебя ребенком, который, как щенок, повсюду бегал за тобой. Ты развлекал меня своими вопросами, в которых было столько внимания к моей особе. Но потом твои вопросы участились, и я то и дело бывал ими посрамлен. Как будто я не был сам себе хозяином. Как будто я никогда не сделал абсолютно ничего стоящего. Я даже пришел к выводу, что не имею права на малейшее уныние и досаду. Именно тогда я заметил, что ты изменился. Ты больше не ходил за мной хвостом. Лишь проносился мимо, точно подгоняемый дьяволом, никогда не упуская случая хлестнуть меня коротким замечанием, повергавшим меня в долгое раздумье. С тех пор меня в любых обстоятельствах стало преследовать чувство вины. Это чувство я вначале усиленно гнал от себя. Я думал, что это просто эмоции. Разве могу я поднять это гигантское бремя бесчисленных обязанностей? Разве могу я снести это всеохватывающее злосчастье? Но упорное сопротивление наконец погубило меня, и я попался в твою западню. Однажды я влюбился в девочку девяти лет. Она воплощала в себе идеал женщины. Все в ней было прекрасно, начиная с форм ее тела и кончая смыслом ее речей. Когда она беседовала со мной, я был совершенно счастлив. Чувство это было поистине глубоким. Но ты, видно, сумел разгадать мою тайну. Ты смотрел мне в лицо красными глазами и находил самые грязные слова, чтобы опорочить мои намерения. Ты осыпал меня проклятиями. Моим уделом были позор и поношение. Я осудил себя и отправился в одиночное заключение. Я наказывал себя, а моя вина все возрастала. Но, как ни странно, потом я привык к наказаниям. И даже нуждался в них, они подстегивали меня, когда нужно было поднять в себе боевой дух. Потом я познал продажных женщин. Это избавило меня от вредной привычки. Но ничто не могло по-настоящему утешить меня. Наконец мне повезло — я встретил Розу. Она сумела дать мне счастье, хотя ты и ненавидел ее. Затем меня осенило: не пора ли мне покончить с собой? Так я и жил, полный сомнений в правомерности своего существования. И правда, зачем? Зачем все, если я обречен повторять поступки своих предшественников? В чем состоит моя особая роль? То, что делаю я, могут сделать и другие. Так зачем же все? Я хотел узнать свою судьбу и по возможности пойти навстречу ей. Однажды, в новогодний вечер, я ехал в автобусе. Все окружавшие меня люди были молоды — и шофер, и пассажиры, и помощник шофера. Никто из этих ребят меня не знал. Мне стало стыдно. Я почувствовал себя попутчиком, задержавшимся в чужом времени. Я тотчас отправился домой, колотя себя по голове. В комнате на меня обрушилась тишина. Мне стало ясно, кто я такой. А ты уже стоял в дверях. Красноречиво безмолвствовал. Ты ждал, — ждал, что я буду делать теперь. Я был окончательно сражен стыдом. Ничто — ни сон, ни похоть — уже не могло исцелить меня. И я написал это письмо. Может быть, ты когда-нибудь прочтешь его — если еще захочешь что-либо для меня сделать. В конце концов мои родители, сестра, полиция, знакомые должны будут понять меня. Остается только ждать этого момента. Я молюсь. Мне необходим лишь небольшой толчок.

Как ты думаешь...»

Читать дальше стало скучно. Я положил письмо на место. Мне больше не хотелось кончать с собой. Я хотел жить.