Телешоу «Научи меня любить» (СИ)

- Хреновина? Да как ты можешь?! Не слушай его, Спайки, он со всеми такой злой! – забормотал Дэй, поглаживая паука по волосатому тельцу. Членистоногое не противилось, пауку, кажется, даже нравилось такое внимание к своей персоне. Ну, или он планировал вцепиться Дэю в глотку, как только тот потеряет бдительность. Найт был уверен во втором.

- Только не говори, что ты возьмешь его с собой.

- Возьму!

- И не думай! Сейчас же выкинь это дерьмо.

- Это живое существо, как ты можешь!

- Это как Ты можешь поглаживать этот отвратительный волосатый комок?

- Ты сначала в трусы себе загляни, а затем уже говори об отвратительных волосатых комках!

- Я с места не сдвинусь, пока ты не избавишься от этой хреновины.

- Кто бы мог подумать, что наш бесстрастный Найт так боится паучков! – ехидно улыбнулся Дэй.

- Ага, паучок! Да это паучище! Выброси! Немедленно! Сейчас же! Сию минуту!

- Да-да, мамочка, конечно… – фыркнул Дэй и опустил членистоногое на один из камней. – Прощай, Спайки! Я никогда не забуду те мимолетные минуты счастья, что мы успели друг другу подарить! – вздохнул детектив.

- Меня сейчас стошнит, – огрызнулся в ответ Найт, за километр обходя то место, куда был опущен паук. – Пошевеливайся! У нас на счету каждая секунда.

- Да-да… каждая, – тяжело вздохнул детектив и последовал за брюнетом.

– Вот, казалось бы, один человек, а что натворил, – долго молчать Дэй не смог. – Весь квартал полыхает уже который год, а все из-за какого-то психопата, которому ни с того ни с сего приспичило все здесь сжечь!

- Это было не без причины, – тихо пробормотал Найт.

- Тебе-то откуда знать?

- Потому что «каким-то психопатом» была моя мать.

====== Глава 26. Портной и «Мяуэ-уэ-уэ-уэ-уэу!!» ======

Колючий взгляд холодных глаз,

То осужденье и презренье.

Тогда мы виделись в последний раз

В прозрачном сне беспечного виденья.

Я не просил прощенья, не кричал,

Не прятал взгляда, гордо улыбаясь.

На все вопросы я спокойно отвечал,

А ты молчала, слушала, смеялась.

То была истина, то были свежие слова

Болезненной, правдивой аксиомы.

Ты мне не верила, ты плакала, ждала,

Когда солгу я, не стерпев надлома.

Ждала ты страха, промелькнувшего в моих глазах,

Ждала отчаянья и слез, или смиренья.

Но ничего, когда-нибудь я появлюсь во снах

Твоих, чтобы потребовать отмщенья.

Прошлое…

- Скажи, это правда? – её голос дрожал, плечи поникли под тяжестью вины, а пальцы, плотно сжатые в замок, побелели от напряжения. Собеседница ждала его ответа. Но юноша, сидящий напротив неё, молчал.

- Правда или нет? – повторила она еле слышно, хотя уже и так знала ответ. Но в душе, в самой её глубине, ещё таилась малюсенькая надежда на то, что никакой ошибки женщина не совершила, а сделала всё правильно. И она почти молилась о том, чтобы молодой парень с когда-то потрясающей улыбкой и веселым взглядом опроверг страшные домыслы, не дающие женщине покоя уже которую ночь.

«Нет, – как всегда очаровательно улыбаясь, пробормотал бы он, – сказанное ею – очередная ложь, направленная на то, чтобы снова позлить тебя. И ничего больше. А я виноват, и расплачиваюсь за это!» – вот слова, которые бы её успокоили. Женщина бы вскочила со стула, кинула в адрес парня какую-нибудь презрительную фразу, после чего вышла из комнаты, чтобы уже никогда не вернуться.

Но узник не собирался делать одолжение той, что разрушила его жизнь, и врать лишь для того, чтобы её совесть осталась чиста. После недолгого молчания он всё-таки поднял пустые, потемневшие от подавляемой злобы глаза на свою нежданную гостью.

- Ты пришла сюда не за правдой. Проваливай, – сухо выдавил он, еле ворочая пересохшими губами. Говорил узник с придыханием, останавливаясь после каждого брошенного слова, как будто обыкновенный разговор давался ему с большим трудом. Горло парня ужасно саднило, всю глотку покрывали царапины и гнойные язвочки. У уголков губ блестели свежие болячки, из-за чего ему не то, что говорить, – и улыбаться было очень больно. Но, увидев панику во взгляде гостьи, парень не удержался и всё-таки ухмыльнулся.

- Что ты имеешь в виду?! – в голосе её проскользнула нотка истерики, заключённый же, морщась от боли, улыбнулся шире.

- То и имею, – продолжал он аккуратно выговаривать слова, теперь не сводя с женщины тяжелого пристального взгляда. С того времени, как он видел её в последний раз, она ни капельки не изменилась: те же уложенные волосы, тот же строгий костюм, облегающий идеальное тело, тот же макияж, броский, но не вульгарный. Только выражение её лица ещё никогда не становилось столь жалким и несчастным.

- Стэм! Ради ТехноБогов, скажи мне правду! – воскликнула она срывающимся голосом, но тут же взяла себя в руки, из последних сил сдерживаясь, дабы не зарыдать.