Но вместе с тем я внезапно осознал, что мне нечего терять. Нечего, кроме собственной жизни, которой я теперь все равно не дорожил. И пришло с отчаяньем бесстрашие. Внутри меня что-то надломилось. В тот момент я почти услышал треск. Оглушительный и вселяющий ужас. Но это оказалось последним, чего я испугался.
В тот день, когда в тюрьму пришла твоя мать, я собирался претворить в реальность План, результатом воплощения которого стала бы моя смерть. Не от страха, не потому что убегал от этой чертовой жизни, желая покоя. Просто я сдался, решив, что нет смысла биться головой о железную стену. Все равно голова проломится раньше. А эти жалкие попытки зацепиться за жизнь, еще один день, еще один час – обыкновенный мазохизм. Мне же совсем не хотелось становиться мазохистом. Поэтому я продумал идеальное самоубийство. Это был не какой-то акт, нацеленный на привлечение внимания. Единственным стремлением являлось убийство себя. А, знаешь ли, в тюрьме это сделать куда сложнее, чем кажется. Если повесишься, то тебя могут спасти. Вероятность этого пятьдесят процентов. Если нарвешься на драку, тебя покалечат, но не убьют, в конце концов, ты местный петушок, и твое расписание по удовлетворению собратьев по камерам расписано на несколько лет вперед. Отнять пистолет и пустить себе пулю в рот? Не успеешь, собьют с ног раньше, к тому же пули, скорее всего, резиновые.
Следовало придумать что-то изощренное. И тогда я вспомнил один интересный метод. Для этого самоубийства потребовалась бы лишь плотная нитка. Мне следовало обвязать ею один из пальцев так, чтобы циркуляция крови в нем прекратилась. Сначала палец бы онемел, а затем последовал некроз тканей. Через несколько дней я бы просто развязал нитку. Омертвевшие клетки попали бы в организм, и я бы умер от заражения крови. Тонко. И со вкусом.
Так вот я сидел в своей камере и выуживал из своего потрепанного матраса нитку потолще, когда зашли охранники и приказали мне следовать за ними. Представляешь, как я удивился, если учесть, что за время пребывания меня в тюрьме ко мне Ни разу никто не пришел? И, естественно, меньше всего я ожидал увидеть твою мать. Признаюсь, всего на секунду я поймал себя на мысли, что рад ей, и почти тут же возненавидел себя за это, а затем в очередной раз возненавидел Ее за то, что она до сих пор вызывала во мне такие чувства. Несмотря ни на что!
Да, ты права, твоя мать восхитительна. Но глупа. Или, как минимум, слишком самоуверенна, раз решилась выпустить меня на свободу после всего, на что вы меня обрекли. Возможно, она надеялась на то, что я, как истинный рыцарь, дарую вам прощение и уйду в тень, постаравшись построить новую жизнь. Вот только ни о какой другой жизни и речи быть не могло. Ведь я и сейчас помню все эти прикосновения и лицо Каждого, кто заходил в мою камеру.
Я презираю себя. И ненавижу вас.
Ты что-то хочешь сказать? Ну же… давай… ах да, кляп, наверное, тебе мешает. Что ж… думаю, твои слова мне ни к чему. Ведь мне не нужны твои жалкие просьбы о прощении или угрозы, я лишь хочу Справедливости. Видишь, это пистолет. И там одна-единственная пуля. Я уверен, что ты сделаешь правильный выбор. Главное, не промахнись.
- Тараби, открывай! Быстро!!! А не то… – дверь распахнулась до того, как Натали, нацелив дуло пистолета на дверной замок, успела нажать на курок. Стэм, взъерошенный и сонный, обескураженно оглядел запыхавшуюся женщину.
- Что ты тво… – договорить он не успел, получив сильнейший удар в левую скулу, который сбил бы с ног и матерого боксера. Парень на ногах удержался, но моментально избавился от признаков сонливости. Прошло два месяца с их последней встречи, но Натали показалась ему совсем другой: похудевшей, изможденной, постаревшей.
- Где она?! – буквально взревела женщина, обезумев от ярости и горя.
- Кто «она»? – искренне удивился Стэм.
- Где моя дочь?! – воскликнула она, нацеливая пистолет на Тараби.
- Постой, я не понимаю…
- ГОВОРИ!
- Эй, можно потише! – заглянул в распахнутую настежь входную дверь явно дотошный сосед. Натали в ответ молча направила пистолет на мужчину, и тот, поспешно прикрыв за собой дверь, быстро ретировался, решив, что лучше послушает крики соседей у себя в квартире, чем в коридоре с пулей во лбу.
- И не смей делать вид, что не понимаешь, о чем я говорю! Где Ёрика?!
- Постой, так Ёрика исчезла?
- Не делай из меня дуру! Клянусь ТехноБогами, я застрелю тебя, как бродячего пса, если ты сейчас же не скажешь мне, где моя девочка!
- Натали… – в ответ на угрозы тихо выдохнул Стэм, – прошу… поверь мне, я понятия не имею…
- Ты лжёшь!
- Нет, я, правда…
- Не ври мне, я знаю, что это ты!
- Так же, как ты Знала, что я виновен в изнасиловании твоей дочери? – тихо, но четко проговорил Стэм, заставив женщину вздрогнуть.
- Но… – уже менее уверенно прошептала она.
- Прошу тебя, расскажи мне, что произошло, и я помогу тебе отыскать Ёрику, – продолжал успокаивать женщину парень, – и опусти уже пистолет, пока не наделала глупостей, – посоветовал он, забирая оружие из рук Натали.
- Но Ёрика… Моя Ёрика… Моя… – по щекам ее покатились крупные слезы.