Телешоу «Научи меня любить» (СИ)

Внезапно сталкивается с ее уродством,

Настолько омерзительным,

Что он закрывает глаза,

Предпочитая ослепнуть, чем принять правду.

Рано или поздно он, лишенный зрения,

Спотыкается

И падает в глубокую выгребную яму,

Утопает в ее содержимом,

Беспомощно барахтается в нечистотах до тех пор,

Пока не мирится со своим положением

И не открывает глаза.

Тогда он выбирается из ямы,

И ему кажется, будто единственное, что осталось сделать,

Это смыть с себя налипшую пакость.

Вот только отмыться уже не получится.

Потому что грязь сотрется с его тела,

Но не из его воспоминаний,

Не с его души.

Отчаянье – это смирение.

Отчаянье – это проклятье.

Отчаянье – это смерть души

И ее бессмертие.

И нет ничего страшнее его».

МетоБожок послушал девушку, а затем,

В качестве страшной кары,

Забрал у нее то Отчаянье, что делало ее непоколебимой

И не боящейся царства Нэй.

И так ВанХоп вбирал и вбирал в себя отчаянье падших душ,

Оно питало его,

Оно делало его сильнее.

Оно превратило его в ТехноБога.

ВанХоп стал самым жестоким из ТехноБогов,

Но и самым справедливым…

Но даже он не смог остановить надвигающегося…»

Цитата из потерянной МетоБиблии, глава 98: «Царство Нэй», отрывок 03 «Отчаянье»

Прошлое…

Дрожишь? Бессмысленно. Боишься? Не стоит. Пугаться здесь нечего, уверяю тебя. Смерти? Не смеши меня. Ведь она – всего лишь вспышка агонии, после которой не последует ровным счетом ничего. Понимаешь? Ни-че-го… В этом и заключается ее неповторимый шарм. Именно этим она пленяет и манит за собой. Разве тебе не интересно? Разве ты никогда не брала лезвие или кусок стекла и не прикладывала их к запястью? Или не делала из пальцев пистолет и не приставляла импровизированное дуло к виску, любуясь своим отражением?

Бабах! И ты улыбаешься своей фантазийной кончине.

Со смертью играют до тех пор, пока не сталкиваются с реальной возможностью познакомиться с ней поближе. Но не всегда. И не все.

В одну из не самых удачных ночей в тюрьме – хотя для бывшего копа вроде меня там каждая ночь была крайне неприятной – мне досталось больше обычного. В мою камеру пришло восемь человек. Надеюсь, мне не надо говорить, чего они от меня хотели?

Представляешь ли ты, что есть изнасилование? Ох, не смотри на меня так. Конечно же, ты знаешь. Отчасти. Ведь именно в этом, в конце концов, ты меня обвинила, не так ли? Интересно, что ты тогда сказала? М? Не хочешь отвечать? Что ж, в каждой девушке должна быть загадка, предположим, что ответ на этот вопрос будет твоей тайной, маленькая дрянная сучка.

Жажду ли я мести? Безусловно. Ненавижу тебя? Даже не сомневайся. Всеми фибрами души! И получаю неописуемое удовольствие, представляя, как убиваю тебя. Медленно, и смакуя каждую секунду. Но тебе повезло! Настоящее бинго! Ведь я безумен еще не настолько, чтобы претворять свои извращенные желания в реальность. Настолько извращённые. Но кое с чем я все-таки хочу тебя познакомить. Это не то, с чем я сталкивался каждую ночь в тюрьме. Это нечто, что сконцентрировалось и обрело свою форму в тот единственный Самый кошмарный из самых кошмарных дней в моей жизни. А именно: я жажду, чтобы ты перестала бояться смерти. Чтобы ты осознала, что она приносит покой, только она может остановить поток дерьма, что без остановки льётся на твою голову на протяжении всей твоей бессмысленной жизни. Но дабы ты поняла это, сперва следует продемонстрировать, насколько паршивой может оказаться жизнь!

Так вот, в ту ночь, когда в камеру мою пришли восемь заключенных, я молил о смерти. Я. Молил. О. Смерти. Я! Атеист! Никогда не веривший в ТехноБогов и смеющийся над фанатиками, что ходят по квартирам и пытаются продать корявые копии потерянной МетоБиблии, молился Май о том, чтобы эта ночь стала последней в моей жизни! Но смерть не приходила, заставляя меня терпеть, и терпеть, и терпеть, и терпеть… А что еще мне оставалось? Ты думаешь, что самое страшное в изнасиловании – это процесс? Но это не так. То, что действительно тебя пугает, это твоя беспомощность. Не-от-вра-ти-мость. Когда еще ничего не произошло, но ты уже знаешь, чем все закончится. Знаешь, но ничего не можешь с этим поделать. Тебя прижимают к холодному пыльному полу. Скручивают по рукам и ногам. Трясущимися от нетерпения руками стаскивают с тебя штаны, карябая кожу. И каждый миг, каждая секунда происходящего врезается в твою память так сильно, что, кажется, если даже когда-нибудь тебя посетит амнезия, ты, возможно, не сможешь назвать своего имени, но обязательно вспомнишь вкус пыли и прикосновение грубых влажных от пота пальцев, что так поспешно избавляли тебя от одежды.