Телешоу «Научи меня любить» (СИ)

Вибратор проник внутрь хрупкого тела, раздирая только-только восстановленные после прошлого насилия ткани, причиняя жуткую боль и заставляя свою жертву кричать в голос. Болезненные толчки не прекращались до тех пор, пока искусственный член не оказался в девушке полностью. Лишь тогда Шут оставил ее в покое. Он слез с кровати, взял небольшой фотоаппарат, что так же всегда лежал в той самой треклятой корзинке. Далее следовала небольшая фотосессия, в процессе которой Шут несколько раз переворачивал и менял позы девушки, не заботясь по поводу того, какую боль она при этом испытывает. Ей было стыдно. Ей было невыносимо плохо. Она хотела умереть. Но еще больше желала смерти этому подонку.

Словно бы услышав ее мысли, Шут, внимательно вглядываясь в глаза жертве, нажал на маленькую кнопку на искусственном члене, и тот завибрировал. Тихий скулеж со стороны королевы оставил Шута равнодушным. Он лишь усмехнулся, вытащил из кармана тонкую прозрачно-бежевую перчатку, закатал рукав и натянул ее на правую руку. Королева даже думать не хотела о том, что же слуга собирается делать дальше. Хотя действия Шута и стали для нее очевидными, как только пальцы руки, облаченной в перчатку, начали аккуратно массировать ее припухший клитор, доставляя мимолетные приятные ощущения, что тут же утопали в бесконечной боли. Когда в девушку проник указательный палец, она его почти не ощутила. Когда присоединился второй, доставило дискомфорт. От трех пальцев было уже больно. Четыре – прибавили к и без того невыносимой боли жуткую резь.

Когда вся кисть Шута оказалась в ее влагалище, королева уже поняла, что жить ей осталось недолго. Да, именно. Это конец. Ее муки должны были вот-вот закончиться. Но перед смертью девушке было суждено испытать самую кошмарную боль за всю ее жизнь. Искусственный член все еще вибрировал внутри ее тела, когда рука Шута пусть и осторожно, но все же крайне болезненно начала проникать все глубже в королеву, касаясь пальцами внутренних органов, сжимая их и заставляя девушку уже не кричать, а тихо скулить. От криков ее голос охрип. Из остекленевших глаз все еще шли слезы. С уголков губ стекала слюна. Пальцы Шута вцепились в плоть жертвы и резко рванули на себя. Последний крик был истошным, но очень тихим, а немой ужас так и застыл в глазах уже мертвой девушки.

- Моя королева… – прошептал Шут, извлекая свою окровавленную руку из разорванного влагалища своей пленницы, – Прощайте…

Найт проснулся, без охоты открыл глаза и огляделся.

Странное чувство…

Немного поразмышляв, парень понял, что отлежал себе одну руку. Точнее отлежал ее ему рыжий-рыжий-конопатый, который, вцепившись в несчастную конечность своими двумя и уткнувшись в нее носом, дрых без задних ног.

Невыносимо странное чувство…

Найт, стараясь не разбудить Дэя, осторожно освободил руку из его объятий, сам сел на кровати и огляделся повторно, словно бы не понимая, где он находится. Пусть в этой квартире брюнет жил уже довольно длительное время, почему-то сейчас она казалась ему совсем чужой и тусклой. И эти журналы, что валялись на журнальном столике, никогда не были Найту интересны, и вон та ваза кажется до ужаса уродливой, и почему в комнату попадает так много солнечного света? Это же уму непостижимо!

Брюнет поспешно слез с кровати и занавесил все окна. Шторы оказались светлых тонов и слишком тонкие, чтобы полностью поглощать попадающий в комнату свет, что разозлило Найта еще больше. И зачем только он повесил подобные шторы в свою комнату?

- Какая-то чертовщина, – пробормотал себе под нос парень, потерев виски и пытаясь собраться с мыслями. Получилось плохо. Тогда Найт добрался до ванны, включил холодную воду и без промедлений сунул голову под струю ледяной воды. Как ни странно, но помогло. Мысли, что роились в его голове, стали более четкими и последовательными, быстренько складываясь в одну четкую картину, от которой по спине парня побежали холодные мурашки.

«Постойте… так я же…» – ахнул он мысленно. Вслух же сказать что-либо он так и не решился. Вместо этого брюнет размотал свою шею и руку. На руке по-прежнему ничего не было, хотя болеть она и не прекращала. Правда, теперь эта боль казалась чем-то почти родным и совсем не из ряда вон выходящим. Очертания на шее так же Найта больше не пугали. Потому что теперь он знал Всё.

«Глупость… как такое могло произойти… как я мог?...» – обдумывая все это, парень буравил взглядом собственное отражение, и оно ему отвечало тем же.

«Произошли какие-то сбои? Никогда раньше я о подобном даже не слышал, – размышлял Найт, чуть хмуря лоб, – чтобы все получилось так внезапно… я мог и спятить… но не спятил… а это главное. Но все же… это странно. Но и на руку мне. Я могу победить прямо сейчас. Или сказать о возникшей ошибке? Нет… Наоборот, надо поскорее выйти, до того как кто-либо заметит ее! Об ошибке будет куда выгоднее умолчать. Верно же?»

- Верно же? – повторил он вслух, и отражение лишь пожало плечами. Почему бы и нет – говорил этот жест. Что ж.