Телевидение. Закадровые нескладушки

В нашей закадровой жизни много бывало и злого и доброго. Зло забывается. Помнится добро. Снимали мы телепрограмму в Набережных Челнах. Подсуетились, сэкономили один день и решили съездить в Елабугу, поклониться праху Марины Цветаевой. Благо недалеко. Приехали. Побывали в доме, где она провела последние дни. Пошли на кладбище. Долго искали ее могилу. Наконец нашли. В самом дальнем и заброшенном углу. И даже памятник на могиле… в форме полумесяца. И на нем надпись: «Марине Цветаевой от Союза татарских писателей». Единственный скромный памятник в России «Великой русской поэтессе ХХ века» татарские писатели догадались поставить, а русские – почему-то нет.

Противостояние

В середине 80-х годов прошлого столетия Вилен Егоров покинул Главную редакцию Научно-популярных и образовательных программ, которую он многие годы создавал и которую вывел в мировые лидеры образовательного телевидения. Пришел новый руководитель. Я ему принес свою программу дальнейшего развития телевизионного политического театра. Последовал ответ, что «это нам не нужно». Тогда я подал заявление об уходе. Пришел на свое рабочее место и стал собирать вещички. И тут звонок от заместителя главного редактора пропаганды ЦТ Виталия Рожко: «Вилен Семенович, до нас дошел слух, что вы уходите из учебной редакции. Не хотите у нас поработать?» – «Над чем?» – спрашиваю я. «Собственно говоря, над сходной темой. Мы вам можем предложить принять участие в создании совершенно новой сатирической программы «И в шутку, и всерьез».

Я согласился и перешел в редакцию пропаганды. Пока мы работали над созданием этой программы, в одном из поселков Подмосковья произошло ЧП. Шел 1987-й год. Разгар или разгул перестройки и гласности. И тут случилось первое противостояние людей против одной из ветвей властной элиты, которая, по традиции, считала, что ей все дозволено. Чиновники Министерства финансов СССР решили построить себе дачный поселок прямо на территории парка поселка Ашукино Пушкинского района. Может быть, им бы и удалось провести эту операцию без сучка и задоринки. Но дело в том, что парк этот особый. Каждое дерево этого парка было посажено мужчинами поселка, которые уходили на фронт в 1941–1945 годах. Каждый призывник перед уходом на фронт сажал дерево. И получился парк памяти. Вот на что покусились чиновники Министерства финансов. И тут люди встали стеной. Когда годами и десятилетиями покушались на их имущество, на их достояние, на их жизнь, они терпели. А здесь терпение кончилось. Так получилось, что я включился в их борьбу и снял хронику событий, полную драматизма. Люди встали живым кольцом вокруг парка. Отснятые кадры обжигали руки, когда я монтировал эту программу. И вот я показываю ее главному редактору Федору Бруеву и главному режиссеру, с которым я был хорошо знаком и даже приятельствовал много лет. Мы оба входили в режиссерскую коллегию и с симпатией относились друг к другу. Когда просмотр был окончен, и Бруев спрашивает мнение своего главрежа. И тот говорит: «Да кому нужны эти сопли и вопли? Че ты нам подсунул эту колхозную дребедень?» Я был в шоке и не нашел даже что ответить. И тут же в редакции поползли слухи: «Во наш-то отбрил новичка». А на следующий день проходила летучка. Разбирались какие-то редакционные дела. В заключение Федор Бруев задает традиционный вопрос: «Кто еще желает выступить?» Я поднял руку и с ходу выпалил: «В моей жизни в последние годы здесь на ЦТ встретились два непорядочных человека, и оба из вашей редакции, режиссеры Г. и Б. Что касается оценки режиссером Б. моей программы, то я с этой оценкой в корне не согласен. И если на общей летучке это подтвердится, то я вам авторитетно заявляю, что тут же подам заявление об уходе». Что тут поднялось! Некоторые сотрудники редакции, в основном женского сословия, чуть ли не с кулаками бросались на меня: «Ты без году неделя в нашей редакции, да как ты смеешь так оскорблять нашего всеми уважаемого товарища!» Некоторые, более доброжелательные, подходили ко мне и говорили: «Старик, да ты полный идиот. Даже если все пройдет нормально, он тебя сожрет с потрохами, и даже не подавится. Он действительно хороший режиссер, но слишком ревниво принимает малейшее покушение на свою славу. Он должен быть лучше всех и выше всех. И тут ничего не поделаешь. И надо его принимать таким, какой он есть». Но мне уже шлея попала под хвост. «Ну и принимайте его таким, какой он есть. Для вас он Король, а для меня крошка Цахес». Федор Бруев в этой истории оказался и смелым, и достойным человеком. Он, видно, решил: «Пусть эфир расставит все точки над «i».

На общей летучке ЦТ мою программу признали лучшей программой недели. Заявление об уходе мне подавать не пришлось. А дальше мы с моим редактором и соавтором Сашей Карповым здорово порезвились на сатирической программе «И в шутку, и всерьез». Это было лучшее время нашей жизни, время, когда мы гордились своей профессией.

Сатирический гвоздь