Тельняшка под рясою

Того, кто сир и обездолен,

Кресты высоких колоколен

Еще сияют здесь и там,

Как будто солнца замедленье

На каждом куполе златом

Напомнить хочет нам о Том,

Кто обещал нам воскресенье…

Взгляды всех присутствующих в комнате невольно устремились на поэта. Одухотворённый, он стоял, опираясь одной рукой на спинку грубо сколоченного стула, а второй помогал своей выразительности и страсти. От судьбы Палей получил всё: ум, талант, красоту, преисполненное любовью к Богу и ближним сердце. И его — обаятельного, блестяще образованного, отлично воспитанного молодого человека любили все.

Сделав небольшую паузу, князь продолжал:

Господь во всем. Господь везде:

Не только в ласковой звезде,

Не только в сладостных цветах,

Не только в радостных мечтах,

Но и во мраке нищеты,

В слепом испуге суеты,

Во всем, что больно и темно,

Что на страданье нам дано…

— А вот совсем недавнее, господа, — Палей поднял вверх обе руки и на одном дыхании продекламировал:

Мы докатились до предела,

Голгофы тень побеждена:

Безумье миром овладело —

О, как смеется сатана!

Аплодисменты. Сергей Михайлович достал платок и без стеснения промокнул им глаза…

А Палей читал и читал… О вещей птице Гамаюн, о спящих под деревянными крестами защитниках Отечества… Иоанн Константинович попросил своё любимое стихотворение «Чёрные ризы» и его просьбу дружно поддержали все.

Чёрные ризы… Тихое пенье…

Ласковый отблеск синих лампад,

Боже всесильный! Дай мне терпенья:

Борются в сердце небо и ад…

Шепот молитвы… Строгие лики…

Звонких кадильниц дым голубой…

Дай мне растаять, Боже великий,

Ладаном синим перед Тобой!

Выйду из храма — снова нарушу

Святость обетов, данных Тебе, —

Боже, очисти грешную душу,

Дай ей окрепнуть в вечной борьбе!

В цепких объятьях жизненных терний

Дай мне отвагу смелых речей.

Черные ризы… Сумрак вечерний…

Скорбные очи желтых свечей…

Князья не заметили, как подкравшийся вечер наполнил их комнату свежестью и тонкими ароматами уральского лета. В дверь тихо-тихо постучали, почти поскреблись. Игорь Константинович поспешил открыть. В коридоре стояла инокиня Варвара.

— Ваше сиятельство, матушка Лисавета просит всех в свою келейку, — монахиня низко поклонилась и поспешила в комнату Великой Княгини.

— Господа, Их Высочество приглашают всех нас к себе, — громко объявил князь Игорь. И добавил: «Незамедлительно!»

В комнате, занимаемой Великой Княгиней и инокиней Варварой, стояла приятная прохлада, сдобренная благородным, ни с чем не сравнимым, запахом ладана. Елизавета Фёдоровна встретила князей, как всегда приветливой, кроткой улыбкой.

— Ну, что, родимые, все собрались? — Великая Княгиня с удовлетворением отметила, что вместе с князьями пришёл и Фёдор Михайлович Ремез. Тогда давайте встанем на молитву. Она у нас последняя в этом мире.

— Это почему, Элла? — удивлённо спросил Сергей Михайлович.

Все застыли в ожидании ответа.

— Дом Романовых будет истреблён, князь. И сегодня наша очередь идти на Суд Божий. Его Величество и моя сестрица с детками уже предстали пред Всевышним и с нетерпением ждут встречи с нами. Смиритесь и положитесь на Волю Его.

— Элла, мы ничего не понимаем. Что ты говоришь? С чего ты такое взяла?

— Чувствую я это, Серёжа, и знаю, что не ошибаюсь. Жить нам осталось недолго. Давайте помолимся перед смертью и достойно встретим её, ибо будет она мученической для плоти нашей, зато радостной для души.

Вопросов больше никто не задавал. Елизавета Фёдоровна в дальнейшие разговоры тоже не вступала. Единственно посоветовав князьям взять с собой документы и самое дорогое их сердцам, она повернулась к любовно развешенным в «красном углу» иконам с уже зажжёнными Варварой свечами, и начала молитву: «Благословен Бог наш всегда ныне и присно и во веки веков!..»

2. ОСКАЛ САТАНЫ

Карп Савельев — крепкий, средних лет, мужик, знатный в округе плотник возвращался с удачного калыма. Рядом с ним, нога в ногу, бойко шёл его сын Ванюшка, тоже крепкий, но ещё по-детски угловатый парнишка. За плечами у него была небольшая котомка, а в руках он нёс тяжёлый ящик с инструментом. Время от времени Карп пытался забрать ящик, но Ванюшка строго пресекал его благие порывы: