– Темно - не страшно. - проговорила старушка, не поднимая головы. - Главное, деточка, чтобы свет внутри тебя был. Пошто, красавица, к нам, в царство Кащеево пожаловала? Ищешь чего? Молодильные яблочки, кажется мне, рановато еще? Может, тогда книжонку какую, - старушка, скинув платок на плечи, распрямилась, сразу став на голову выше, - Парацельса али Папюса, к примеру?
"Не может быть…" - пронеслось у Ирины в голове.
– А то, пойдем, деточка, ко мне в подвальчик, - голос Порфирия задрожал от смеха, - заодно посмотрим, как там у тебя дела обстоят… с динаминизированным нервным флюидом…
– А-ах… - Ирина зажала рот ладонями.
– И то правильно… - Порфирий приложил палец к губам. - Так пойдем, что ли, радость моя? - он протянул ей руку, помогая спуститься вниз…
В подвале, в полной темноте, почти беззвучно открыв ключом дверь, Порфирий провел гостью в небольшое помещение с маленьким окошком под сводчатым потолком, через которое проникал скудный свет. Ирина огляделась. Большой шкаф, заставленный банками, грязной посудой, стопками старых газет, журналов и книг, перевязанных бечевкой; ржавый рукомойник, над которым неведомым образом был прикреплен осколок зеркала, табурет; у стены - сколоченная из широких досок кровать с истрепанным ватным матрацем, прикрытым наполовину сползшим на пол лоскутным одеялом. Порфирий с улыбкой проговорил, внимательно глядя ей в глаза:
– Ну, здравствуй, что ли, радость моя! Ирина, всхлипывая, бросилась ему на шею.
– Погоди-ка… - отстранившись, пробормотал он, и, наклонившись к нижней полке, нажал какой-то рычажок, легко отодвинув шкаф, за которым оказался узкий проход в другое помещение.
– Прошу! - жестом пригласил он изумленную Ирину следовать за ним и, нагнувшись, протиснулся внутрь.
Пройдя за Порфирием, она оказалась в небольшой квадратной комнате без окон, освещенной несколькими свечами, горевшими в небольших плошечках, расставленных повсюду. Воздух был пропитан запахом расплавленного воска, но душно не было. Обстановка почти полностью повторяла ту, в которой она оказалась в далеком шестнадцатом году, да и хозяин, надо сказать, внешне совершенно не изменился, напротив, будто бы даже стал моложе. Ирина повернулась к старинному зеркалу в резной деревянной раме, тому самому, что висело у него на прежней квартире, в котором сейчас отразилась женщина с жестким, холодным взглядом светло-зеленых глаз. Две небольшие морщинки, обозначившиеся на переносице. Плотно сжатые красивые губы… Отходя от зеркала, она вдруг боковым зрением заметила свое прежнее отражение, появившееся в зеркальной глади, - беззаботную, смешливую Ирочку, и, почувствовав привычное напряжение в области горла, потерла его ладонью, вопросительно посмотрев на Порфирия, который задумчиво пояснил:
– Таково свойство зеркал - хранить прежнее отображение. Это зеркало хранит тебя прежнюю… - Он указал взглядом на подушки, обтянутые красным шелком, небрежно разбросанные по затертому ковру. - Ну, устраивайся.
– Господи, до сих пор не могу поверить… Порфирий, - она прикоснулась к его руке, - это действительно - ты?
– Нет, сударыня. Это - то, что от меня осталось, - усмехнулся он и расположился на ковре напротив опустившейся на подушку Ирины.
– Как ты оказался здесь, в этом подвале?
– Подвал не сырой и не холодный, а роскошь, - в глазах Порфирия мелькнули веселые огоньки, - как известно, отвлекает от раздумий… - с улыбкой произнес он. - А как очутился?.. Помещеньице это я себе еще в пятнадцатом году при помощи дворника нашего, ныне покойного - Тимофея, приготовил, после того, как у меня видение было. Все мне тогда сказали, да до поры до времени молчать велели. Ведь все, что случилось, - уже давно предначертано было. Про Серафима-то Саровского знаешь?
Ирина вопросительно взглянула на него.
– Знавал я одну старую монахиню, которая сказывала, что еще в девятьсот третьем году, когда мощи Преподобного Серафима открывали, довелось ей присутствовать при передаче Государю Императору письма, старцем писанного…
– Серафимом Саровским?! - удивленно воскликнула Ирина. Порфирий утвердительно кивнул.