Тело черное, белое, красное

– Чаво смеяться? – возмутилась старушка. – Ето, милок, у кого грудные титьки трепещут, то будет во сне греза великая. Так что глазья свои прикрывай и жди грезу.

Хохот раненых раскатился по палате.

– А у меня…

– Нет, сперва мне скажи…

Поликарповна, краем глаза заметив стоящую за ее спиной в дверях Ирину, засуетилась.

– Последнему скажу – и пойду. Ну вас к лешему. Где, говоришь, у тебя трепещет? – Раненый указал на забинтованную ногу. – А, ето так означает: "Колено левое потрепещет, – она с опаской покосилась в сторону двери, – кажет страх и переполох".

Ирина, с трудом сдерживая улыбку, вышла в коридор. Поликарповна, подхватив ведро и швабру, выскочила за ней.

– Поликарповна! – Ирина сделала строгое лицо. – Я же просила бинты вынести! Сколько ждать?

– "Ох, бегу, эх, бегу, удержаться не могу!" – Позвякивая ведром, старушка с невинным видом засеменила по коридору.

"Вот уж кто, наверное, не то что с солнышком – с каждой птичкой здоровается", – улыбнулась ей вслед Ирина.

– Что там? Опять Поликарповна чего учудила? – добродушно поинтересовался Иван Иванович, когда она вернулась в докторскую.

– Учудила. Скоро вас будет учить, как раненых выхаживать. Вот спросите ее, к примеру, можно ли ампутированный палец заново вырастить? Получите изумительный ответ, уж будьте уверены!

– Гм-м… – кашлянул доктор. – Поликарповна!

– Чаво-сь? – тут же заглянула в дверь бойкая старушка. Она напоминала озорного подростка, который, войдя в класс, прикидывает, сейчас ли ему намазать клеем стул учителя или чуть позже.

Ирина отошла к раковине и, отвернув кран, принялась старательно мыть руки.

– Гм-м, тут вот какое дело… Поликарповна… – Иван Иванович с серьезным видом задумчиво крутил в руках папиросу. – Мы… Вы… Так сказать…– начал он, пытаясь сформулировать вопрос.

– Да не телись ты, милок, чай, не девка я… Надо чего? – Поликарповна хитро взглянула на него.

– Хотел у тебя, подруга… спросить…

Ирина прыснула и, завернув кран, потянулась к полотенцу.

– Есть ли, подруга, в народе средство, подходящее, по твоему разумению, чтобы палец амп… отрезанный от руки мог заново вырасти. А? – Иван Иванович сурово нахмурил брови.

Старушка приободрилась.

– Чаво нет? Есть. Это тебе для науки надобно? – Она понимающе кивнула. – Тады слушай. Значится так, берешь голову лягушки…– С подозрением взглянула на доктора, в уголках глаз которого затаилась улыбка. – Тебе ето для смехотворства аль для дела? Для дела – так записывай. У меня время мало, ище коридор домыть надобно. Пишешь, штоль?

Иван Иванович кивнул и, расположившись за столом, взял лист бумаги и карандаш.

– Значится, так. Берешь голову лягушки, бычий глаз, – старушка зыркнула в сторону Ирины, тщательно вытиравшей лицо полотенцем, – зерен белого мака, ладана, камфоры, высушиваешь, смешиваешь ето все с кровью гусенка… гу-у-сенка… Успеваешь писать-то? – вытянув шею, заглянула под руку доктору, -…гусенка. Ежели не найдешь гусенка – не плачь, можно горлицы. Затем скатываешь, милок, маленькие шарики… – В глазах доктора засветился неподдельный интерес, -…и все! – закончила пояснение старушка и, окинув всех торжествующим взглядом, грациозно облокотилась на швабру.

– Чего – "все"? – пришла Ирина на помощь Ивану Ивановичу, который, зайдясь в приступе смеха, отвернулся к стене. – А дальше что? Это нужно пить? Жевать? Окуривать помещение? Растворять в спирте?

Поликарповна замялась, смущенно уцепившись за ручку швабры.

– Запамятовала чавой-то. Извиняйте. Чаво сказать не могу – того не могу. – Иван Иванович, справившись, наконец, со смехом, повернулся, окинув ее грозным взглядом. Поликарповна засуетилась, потихоньку продвигаясь в сторону двери и бормоча на ходу: – Мы – народ! Наше дело маленькое. Сказал – и ушел быстренько. Чтоб не попало.

Ловко подхватив бак с бинтами, уже в дверном проеме она пропела, косясь на смеющегося Ивана Ивановича:

А я молодая, а я озорная,

Мое сердце скок да скок,

Поцелуй меня разок! Э-ээх!

Широко улыбнулась беззубым ртом.

– Ступай, ступай, подруга! – проговорил ей вслед Иван Иванович, вытирая слезы. – Я тебя в конце дежурства поцелую. А то боюсь, ежели прямо сейчас, то с собой не совладаю.

Поликарповна остановилась.

– Гляди-кось! Не забудь, что обещался-то! А то знаю вас, мужиков! Вы только на обещания горазды! – Гордо неся бак, она вышла из комнаты.

Через мгновение из коридора донесся грохот. Встревоженная Ирина выскочила за дверь. Старушка, отряхиваясь и кряхтя, поднялась с пола и принялась запихивать в бак выпавшие бинты.

– Не ушиблись, Поликарповна? – подбежала к ней Ирина.

– Не-е, милая. Склизко. Пол помыла… и – забыла! – сымпровизировала она. – Так это ничаво! Вот, и с полом поздоровкалась!

Ирина, покачав головой, вернулась в докторскую.

– Ну и бабуля… Это ж надо такой жизнерадостной быть!

Иван Иванович затушил папиросу и медленно поднялся с места.