Я не удивилась.
Она сказала, что женщины в то время чего-то искали. Они хотели обрести чувство собственного достоинства, чувственность и независимость. «Культура не предлагала им этих вещей, — пояснила Скэнлон. — Но рекламщики предлагали. Они говорили, что можно стать чувственной, если побрить подмышки».
«Значит, — сказала я, — вы считаете, что вместо удаления волос рекламщики могли также говорить: «Весь секрет в куриной печенке! Натирайтесь ею по всему телу и станете чувственными».
«Да, — ответила Скэнлон. — Им надо было удовлетворить свои потребности».
Но реклама удаления волос на ногах и подмышках — это еще не самое жуткое.
Однажды я встретилась со своей подружкой Мэгги за утренним кофе и стала делиться с ней подробностями своего расследования. Я рассказала ей о самом наихудшем: «Прикинь, дамы даже использовали для удаления волос радиацию!»
«Да ладно!» — воскликнула Мэгги.
Я узнала об этом из статьи, написанной Ребеккой Херциг, профессором гендерных исследований в колледже Бэйтс.
Когда открыли рентгеновское излучение в 1896 году, ученые заметили, что, помимо карцином, оно еще и от волос избавляет. Клиники депиляции рентгеном открылись по всей Америке.
К началу 1920-х годов уже существовали исследования о том, что воздействие радиации опасно. Но клиники продолжали работать и предлагали свои услуги по удалению волос. К 1940 году это стало незаконным. Поэтому радиационные салоны начали работать на задних дворах, как нелегальные абортарии. Женщин завлекали «безболезненной» процедурой, и они становились постоянными клиентами — брошюры обещали все: от социального роста до принятия в высшем обществе за «гладкую, белую, бархатистую кожу». Особенно реклама была нацелена на женщин-иммигранток, которые чувствовали себя маргиналами из-за иностранного (и более склонного к волосатости) происхождения. Я, будучи волосатой еврейкой, могу это понять.
Волосатая итальянка Мэгги — тоже.
Многие женщины получили серьезные увечья, шрамы, язвы, рак, а некоторые и вовсе умерли из-за страшного давления безволосого лобби. Женщин, которые пострадали от депиляционной радиации, грубо называли «североамериканскими хиросимскими девами» в честь отравленных радиацией во время ядерной бомбежки Японии в конце Второй мировой войны.
Некоторым женщинам достичь безволосости удалось лишь ценой собственной жизни. Это ужасно грустно, но не восхищаться таким самоотречением я не могла.
Мэгги закрыла руками рот. Глаза — величиной с блюдца. «Это ужас какой-то! Сумасшествие!»
«Мэгс, я бы была одной из этих телок, — уверила ее я. — Я бы лицом прямо улеглась в радиоактивную жидкость».
Со мной явно не все в порядке.
Я продолжила обзванивать ученых в поисках информации.
Ой, кого я обманываю? Я им звонила в поисках утешения.
Бесси Ригакос, профессор социологии в Университете Мэриан, изучала практики по удалению волос последние восемь лет. Главная проблема в поисках ответа на вопрос «почему?» оказалась в том, что для исследования тяжело найти контрольную группу женщин, которые не удаляют волосы с тела.
Впоследствии я сама стала волонтером для исследования Ригакос. Но сначала мы прошлись по основам.
Почему мы удаляем волосы с тела?
«Я изучаю удаление волос и сама удаляю волосы, — сказала Ригакос. — Но при этом до сих пор не знаю, почему мы это делаем. Удивительно».
Мне стало получше.
Она рассказала, что существует много факторов, которые играют роль в принятии решения, но главный выделить никак не удается. «Если бы только у меня был ответ, — сказала Ригакос. — Кто управляет этим: общество или сами женщины?»
Продолжайте, Бесси. Я тоже хочу знать.
В чем у Ригакос нет никаких сомнений — это в том, что удаление волос дает женщинам возможность получать положительный отклик, и это хороший стимул. «Когда дети писают в горшок, их за это хвалят, — сказала Ригакос. — Так и женщины, следующие стандартам красоты, получают одобрение общества».
Меня эта аналогия как-то не убедила, и я закончила телефонный разговор с Ригакос в состоянии той же неопределенности, что и раньше. Но по крайней мере я получила научное подтверждение своих сомнений. У Ригакос была докторская степень исследователя по удалению волос из Оксфорда или типа того.
Следующим пунктом я позвонила Бреанне Фас, профессору гендерных исследований в Университете штата Аризона. Фас очень увлечена предметом и говорила быстро. Это было здорово, потому что у меня меньше чем через три месяца намечалась свадьба и надо было получить скорый ответ.
«Удивительно, что люди воображают, будто удаление волос — это выбор, а не культурная потребность, — сказала Фас. — Когда говорят, что это выбор, я отвечаю: попробуйте этого не делать и расскажите, что будет».
«И что будет?» — спросила я.
Она сказала, что отращивать волосы на теле можно настолько интенсивно, что женщина поймет, что значит жить как «другие», как маргиналы. Под «другими» она подразумевает представителей ЛГБТ, толстяков или людей с особенностями развития.
«Вы сразу ощутите, как негативно люди оценивают ваше тело», — объяснила Фас.
«Как так получилось?» — спросила я.