Тело дрянь. Донесения с фронта (и из тыла)

Мама на минутку задумалась. Открыла рот, но потом снова замолчала. И наконец ответила: «Ты права. Я осветляю волосы над верхней губой, потому что мне кажется, что так я лучше выгляжу. Так сложилось мое восприятие себя. Так что, наверное, мне не стоит называть себя дзен-женщиной, готовой показать миру всю себя».

Я уверена, что именно тогда мой взгляд на вещи начал меняться, но я поняла это только потом, вернувшись в Нью-Йорк. Сначала я подумала, что это совпадение; дело в том, что после разговора с мамой на пляже, вернувшись в отель, я сбрила все волосы на теле.

***

Через пару недель после возвращения из Юго-Восточной Азии я сидела на диване рядом с Дэйвом в нашей квартире в Ист-Виллидже. Я не была на лазерных процедурах целых девять месяцев, зато закончила писать без малого 12 тысяч слов, которые вы только что прочитали.

Я положила диванную подушку себе на колени, отодвинулась в угол и уставилась на Дэйва. Я пялилась на него, пока он не отвлекся от повтора сериала «Закон и порядок: Специальный корпус». Серия была про парня с фетишем снимать на видео людей, писающих в общественном туалете. Он случайно застал врасплох педофила.

Наверное, стоило подождать до лучших времен.

А может, это был тот самый момент.

«Что такое?» — спросил Дэйв, заметив, что я смотрю на него, а не на детектива Стаблера.

«Хочу, чтобы ты знал: у меня на подбородке растут волосы», — сказала я.

Он слегка улыбнулся, откинул голову набок и продолжил наблюдать за фетишистом по телику.

«Я серьезно!»

Дэйв посмотрел на меня, размышляя над подходящим ответом, но я не дала ему сказать.

Вместо этого я протараторила всю историю своей фиксации на волосах, прямо как дяденька из старой рекламы крошечных машинок Micro Machines, которая недавно снова стала популярной на YouTube. Рассказала про доктора, про лазер, про то, как по утрам себя ощипываю, про пинцет в сумочке и про то, что если он смотрит на меня под определенным углом, я сразу думаю, что он не на меня смотрит, а ищет на моем лице безобразные фолликулы.

Постепенно Дэйв стал наклоняться ко мне. Ближе. Ближе. Еще ближе.

«Что? — взмолилась я. — Что?»

Дэйв ничего не сказал. Внезапно он был в сантиметре от меня: он мог видеть каждую пору на моем лице, каждый волосок на моем теле. Его большие теплые карие глаза уставились в меня как микроскопы.

Я извивалась как уж на сковородке. Сейчас он все увидит.

И тут Дэйв легонько шлепнул меня по щеке. «Соберись, тряпка, — сказал он. — Это просто волосы».

Не поспоришь.

Мы придвинулись друг к дружке, переплетая руки и жизни, и вернулись к просмотру телика.

2. Ну ты и гида

Это случилось накануне моего дня рождения. Мы уже были женаты, и мои свекровь и свекор решили пригласить нас в ресторан, чтобы отметить его заранее. Мы отправились в итальянский ресторанчик под названием Supper неподалеку от дома. К нам присоединились брат моего мужа, его жена и двое детей, Алана и Адам. Место было прекрасно освещено, как умеют только в Нью-Йорке: сидящих напротив было не разглядеть. Я могла шар для пилатеса в бороде и кудрявом парике принять за своего мужа. Чтобы найти хлебную корзинку, нужно было использовать звуковой эхолокатор. Не найти места лучше, если у вас на лице прыщи.

После ужина мы прошли пару кварталов до лавки мороженого Odd Fellows: они готовят самодельные вафельные стаканчики. Запах — сладкий, нежный, именно так, наверное, пахнут подмышки домохозяйки Бетти Крокер из винтажной рекламы тортов.

Я нечасто общаюсь с детьми. Они меня пугают, потому что любят уставиться на тебя и потом спросить: «А отчего у тебя нос кривой?» Или заглянут прямо в душу и скажут что-нибудь жуткое типа «Ты умрешь!».

Я все время думаю, хочу ли стать мамой, наблюдая за детьми вокруг. Когда я думаю о ребенке из фильма «Джерри Магуайер», в очках, с милыми приступами астмы, сразу хочу забеременеть. Но если вижу живых детей, которые не читают сценарий романтической комедии по бумажке, сразу хочу записаться на стерилизацию.

Моя мама мечтает, чтобы я продолжила наш род, и, зная, как я реагирую на чужих детей, очень расстраивается, когда они плохо себя ведут. «Когда они твои, все иначе», — уговаривает она меня. За прошлый год она стала чувствительной к плачущим младенцам. Однажды мы были в супермаркете, выбирали цельнозерновые крекеры Triscuits, и мама сказала: «Когда они твои, все иначе».

«Мы можем их купить, — ответила я. — Смотри, распродажа: пачка за $2.95».

Мама покачала головой, и я расслышала плач, который доносился из молочного отдела.

Но в этот вечер все было иначе. Мы с детьми заказали один и тот же вид мороженого — ванильное с кондитерской обсыпкой. Это сплачивает. Алана встала со мной рука об руку с одной стороны, Адам с другой. Они не смотрели вверх со словами: «У тебя волосатые ноздри!» Они просто смеялись и улыбались, пока мы шли троицей. Они кричали: «Быстрей! Быстрей!» Мы рванули вперед, оббегая прохожих, и оставили остальных взрослых позади.

В этот момент я подумала: Я тоже могла бы. Я могла бы иметь детей.